Дата: 27-11-2015 | 16:24:30
Вольный стих.
Тенденция разложения классических схем стихов и сближения поэтического языка с прозаическим привела поэта к использованию «вольного» стиха. В 1891 году были написаны поэмы «Непорочная» и «Лузитания в латинском квартале». Можно предположить, что этот ритм пришёл к Нобре от Герры Жункейру или Эужениу де Каштру, которые его уже использовали, а возможно идея нового ритма пришла в результате прямого влияния французских символистов, в т.ч. Верлена и Анри де Ренье. В 1892 г. Алберту де Оливейра писал о «Лузитании», что публика плохо принимала этот ритм, не понимала удивительного очарования его ассиметричных строк, требовавших от поэта большого таланта и усилий для достижения гармонии. От читателя этот стих требует определённой подготовки, приучения слуха к новым созвучиям. Другой друг Нобре в том же 1892 году, защищая поэта от обвинений в преувеличении роли формы, приводит слова Жункейру, который называет «вольный» стих поэзией будущего.
К такой форме Нобре пришёл закономерно, но после двух поэм, написанных этим ритмом, поэт оставил его и не писал им больше после 1891 года. Португальские критики считают: Нобре счёл, что нужная ему свобода варьирования ритмическими акцентами может быть достигнута в достаточной степени с помощью десятисложника и двенадцатисложника, Но следует подчеркнуть, что при всех разломах классических схем ритма, при всех варьированиях ритмических акцентов, при всей «прозаизации» стиха Нобре, этот стих всегда сохраняет ритм и всегда остаётся рифмованным.
В поэме «Непорочная» преобладают длинные стихи: 10, 11 и 12-сложники. Но изредка встречается и короткая строка:
И в этот светлый день!
Ещё так рано, что жива ночная тень,
И спящих птиц едва колышет ветерок,
Моя невеста выйдет за порог.
Невеста же сердечною улыбкой
Ответит им сквозь окон сумрак зыбкий.
И ночь накинет плащ, надвинет капюшон…
И праздник будет завершён.
Наш Дом!
Ах, крёстная, ты покажи, что будет в нём!
Назначение этих коротких строк среди длинных: достигается эффект паузы, выделения содержания этой строки, подчёркивание её значения. Это одна из возможностей «вольного» стиха.
В «Лузитании в латинском квартале» также преобладают длинные строки, но появляется большее количество коротких, в том числе 9-, 8-, 7-сложники, и более короткие строки.
Эта поэма Нобре в трёх частях, пожалуй, наиболее сложна для восприятия. Причина в том, что помимо значительной ритмической свободы, которую неподготовленный читатель может принять за отсутствие ритмической гармонии, сложна сама схема рифмовки этой поэмы.
Какая грусть! Судьба – как дом в разоре.
Уж лучше быть безумным, быть увечным,
Уж лучше быть слепцом, идти босым по снегу……
Ах, горе лузитанцу, горе!
Он мельницу принёс в мешке заплечном.
Когда-то двигала её вода Мондйгу(3),
Сегодня крутят крылья воды Сены( 4)…
Черна её мука! черней угля…
Молитесь за того, чьи думы неизменны:
За мельника тоски …
……………………………О, ты, моя земля,
Непросто почувствовать при чтении эти рифмы, располагающиеся порой довольно далеко друг от друга:
разоре –горе, увечным – заплечным, снегу – Мондегу, Сены – неизменны, угля – земля.
Ритмическую свободу португальские критики считают самым большим достижением Антонио Нобре.
В его стихах практически звучит зачастую не классический ритм десятисложника или александрийского стиха – звучит оригинальный голос самого поэта во всех разнообразных модуляциях его тональности. Свободу выражения творческого вдохновения ограничивают у Нобре только количество слогов и обязательная рифма. Как уже говорилось, он попробовал преодолеть первое названное ограничение в «вольном» стихе, но в дальнейшем отказался от этой попытки. По мнению критиков, это можно объяснить тем, что строго определённое количество слогов дисциплинирует стих, не мешая свободе его ритмического рисунка.
Голос поэта в стихах Нобре может повествовать и описывать, указывать на что-то, что читатель должен сам увидеть и услышать, вступать в диалог с различными собеседниками, прерываться восклицаниями, обращениями.
Большая часть поэм Нобре написана спокойным ритмом, в них поэт рассказывает или описывает:
Дороги, как вода, вдали блестят,
Текут они, как реки в лунном свете,
А рек сереброструйный стройный лад,
Как будто трасс причудливые сети.
И чёрных тополей трепещет ряд:
Шаль просят, чтоб согреться, у прохожих
А трясогузки так пищат! пищат!
Справляя свадьбы в гнёздышках пригожих.
(«Под влиянием луны»).
Вот описание из «Горестей Анту»:
Меж спазмом сумерек и обмороком ночи,
В тот христианский час, что молнии короче,
Меж шёпотами вечера, меж «чёт» и «нечет»,
Что дрозд или щегол из тени прощебечет,
Когда поют ключи таинственно и смутно,
Бубенчики волов звенят ежеминутно,
Когда дорогой мулы мельника рысят,
И криком, без кнута, их вразумлять он рад,
Далёко, далеко, там, где дубы встают…
Когда в часовне Троицы негромко бьют…
В основном такой спокойный меланхоличный ритм возникает, когда поэт описывает прошлое. Порой подобный ритм наблюдается у него и при описании настоящего:
«На дороге в Бейру»:
И здесь, во Франции, во тьме, в часы ночные
Я видел столько раз твои черты родные:
Заходишь в комнату тихонько в тишине,
И мёртвая, опять тревожась обо мне?
Когда могильщик спит, тайком ты из могилы
Встаёшь, о Доброта, Душа великой силы,
Издалека идёшь, и видно, по звездам
Тебя в ночи ведёт Господь, Отец наш, Сам…
Маран прошла уже, там нынче полнолунье,
Испания в ночи – смуглянка и колдунья,
Ты спросишь пастуха со стадом, там, у вод,
Где только лунный свет и звёздный небосвод…
Сонет № 14:
Я в океане. Лунный свет струится,
Но очертания родной земли
Во тьме пропали, штиль на море длится,
Шум португальских вод затих вдали.
Начало «Лузитании в латинском квартале»:
Дитя и юноша, я жил в молочной башне,
Которой равных – нет!
Оливки зрели, а на тучной пашне
Цветы льняные голубъли свет.
Святой Лаврентий мельницы крутил,
Что крыльями махали мне вослед…
Но чаще при описании настоящего встречается у Нобре ритм более живой, фразы могут не заканчиваться на одной строке, но переходить на следующую. Описания могут быть подробными и детализированными, а могут быть, наоборот, краткими, с отрывистым ритмом:
Процессия как Ночь, где бархат и хрусталь,
(Как Та, что некогда легла над Иудеей).
Вот – Солнце: жгучие глаза растопят лёд!
Вот – полная Луна идёт аллеей!
И лунный свет из глаз подобен серебру.
И Кости та, вдали, Игральные несёт,
Но потеряет всё, начав игру.
Несёт Венец Терновый с нежною улыбкой
Дитя, и нет шипов у этого цветка.
(«Лузитания в латинском квартале» ч.3).
Это могут быть краткие сжатые наброски из «Письма Мануэлу»:
В моей лачуге, в ночь, частенько так бывает:
Колдует ветер, духов с моря вызывает:
Дни лета прошлого, безумия и света,
И там часов каминных сердце бьётся где-то…
Или в «Путешествиях по моей земле»:
Смеялось на столе вино,
В часах кукушка куковала...
Но Кабанелаш входит в залу:
«Идёмте, в путь пора давно».
Или «У огня»:
Как холодно! Окно, где тесно чёрным тучам…
Постель, как лёд… Жозеф, ещё угля!
……………………………………….
О, жизнь! Счастливцы те, чьей жизни рвётся нить,
-------------Я знаю: умирающие кротки…
Твоё сиротство, Смерть, хотел бы я делить!
Чу! Стук. Здесь кто-то есть? Вновь начало штормить?...
-------------То бедный Жорж! Он кашляет в чахотке…
Именно ритмическая вариабельность, свобода позволяет Нобре достигать такой натуральности в этих зарисовках действительности.
Очень естественно в «Горестях Анту» Нобре вводит многочисленных собеседников старой Карлоты:
Ну, вот, Карлота у дверей: опять звонят.
- Кто там?... Не может быть!
……………………………….«Да, вам Сеньор Аббат
Шлёт эту куропатку, что убита днём…»
Ещё - Дон Себастьян! Вы помните о нём?
- Ну, как же! Рыцарства он служит эталоном!
«Прислал лосося вам из Тамеги с поклоном…»
…………………………………………………………………………………..
- Сеньора Жулия, я снова повторю:
Порой в отчаянии я, мне не по силам…
Я так его люблю! Ребёнком помню милым,
…………………………………………………
……………………………..- О, сеньора добрая моя!
С гадалкою о том поговорила б я?
Ведь, может, это порча: кто-то нашептал!
- Он не был ведь таким, а вот, когда он стал
Курить и пить – пришли «поэзии» к нему:
Наверное - друзья, я что-то не пойму…
В тех случаях, когда Нобре обращается к элементам природы как к живым существам, или к призракам, к отсутствующим друзьям и пр, а таких моментов достаточно в его произведениях, ритм стихов становится ещё более оживлённым, отрывистым из-за обилия восклицаний, междометий, использованием звательного падежа, что передаёт крайнее возбуждение говорящего, его возмущение, протест. Голос поэта порой срывается на крик:
Солёная вода зелёных пропастей,
Чьей глуби мера не вмещает ни одна!
О, Море – ты судов могила и костей!
И ветер их порой выносит на песок:
Невеста мёртвая, в фате – цветок жасмина!
На девушке ещё нарядный поясок…
А руки матери сжимают руки сына!
Вот головы – в беретах – сини и раздуты!
Скелеты эти - в дорогих плащах до пят!
И ноги мертвеца - в сандалии обуты!
А рты, открытые навек, ещё вопят!
Глаза из камня на песке – глядят, блистая!
И ротик боле не поёт - прелестной девы!
И новобрачные – в объятиях доселе!
Нетленно тело на волнах: святая?
О, мёртвые морей в солёной колыбели!
(«Лузитания в латинском квартале» ч.1).
О, георгины гноя, Иов - в пароксизме крика!
Чахоточные, карлики, страдальцы!
………………………………………………………..
А вот – нагой в разорванных гамашах.
Визгливые литании кликуш…
Все просят милостыню ради душ
Усопших наших.
Зловонье! Униженья нет страшней!
Отверженных и прокажённых рать…
Вы, живописцы странной родины моей,
Что ж не приходите её нарисовать?
(«Лузитания в латинском квартале» ч.3).
Есть поэмы, целиком написанные этим напряжённым драматическим ритмом. Таковы «Жизнь», «Красная лихорадка», «Закаты Франции». Иногда в поэмах Нобре происходит переход от созерцательно-описательного тона к драматическому. Таково стихотворение «Под влиянием луны». Его начало спокойно, речь размерена, с паузами:
Вновь осень. Воды дальние горят:
То солнца бриг пылает, умирая.
О, вечера, что таинства творят,
Что вдохновеньем полнятся до края.
Но вот, поэт обращается к Луне, плавность речи прерывается восклицаниями:
Луна, в чей плен так сладостно попасть!
Луна, чьи фазы помнят при посеве!
На океан твоя простёрта власть,
На женщин, тех, что носят плод во чреве.
Ярким примером смены тональности является поэма «Горести Анту», где описательно-драматический тон сменяется взволнованным:
…………………………………И травил я шкоты,
Теряясь в океане на пути галер
К фантому Индии, к Бразилии химер!
Тщеславия Макбеты, Гамлеты отмщенья,
Безумья Лиры и Офелии прощенья,
Вы, Банко угрызений совести – усните…
Усни же, сердце…Но луна стоит в зените,
Но кровь моя кипит, переполняя вены,
Жар, градусов под сто… Как необыкновенны
Как ярки небеса! Всё небо в полных лунах!
Они парят везде: и в лужах, и в лагунах.
С востока к западу, впитавший блеск червонца
Весёлый мир укрыт под зонтиком от солнца.
Тон вновь сменяется описательным во время диалогов Карлоты с соседями и когда поэт рассказывает о природе, затем снова достигает драматического накала при описании душевных страданий героя. Таким образом, тональность поэмы постоянно колеблется между описательной и драматической, что достигается за счёт богатейшей модуляции ритмов Нобре.
Примерно так определил стиль поэзии Нобре Луис Синтра: колебание между описательной и драматической установками, поток речи, не сдерживаемый тормозами классических размеров и поэтому создающий неповторимую музыку оригинального голоса поэта.
Ирина Фещенко-Скворцова