Письма к Юлии или...

***
был поцелуй не грех, но дань
и воздавался за терпенье,
за эту данность – быть не тем любимой,
вернее, не любимой быть никем;

какой напрасный труд – быть не любимой,
тяжелый, унизительный, неженский,
и это, как беременность не скроешь,
но, будто вещь, ему принадлежать;

благословенна принадлежность вещи,
как собственность, как перечень владений,
как право слабых на порабощенье,
ты – женщина, ты – просто вещь в себе;

и так, скрываясь от других, те – двое,
как яблоки в саду, где – тихо – сторож,
свое же, но преступно воровали
у тех, кто узаконил право – брать;

всю вылюбитьтебя. еще такая нежность
лежит не тронуто, как глыба, заповедно,
моя чужая, милая другого,
как вещь забытая, ненужная, ничья;

прости/прощай, скупая Лада.
а ночь, как волосы, распущена и, ниспадая
с плеча на грудь, восполнившись, светлеет.

уже прозрачна суть простых вещей.

***

прочитай меня на ночь с любой откровенной страницы,
положи в изголовье, чтоб крамольная нежность наснилась,
если вера твоя, да не мягче озвученной меди,
прочитай меня на ночь с любой поминальной страницы;

не познать откровений гортанных песен,
ковылевая повесть - для вдумчивых истин,
вдовий говор у сизых кормящих горлиц
и любая страница любима дивом;

если дело мое приручает эхо,
если нету изъяна в пространстве речи,
если участь твоя да милее милых,
прочитай меня на ночь с любой страницы;

это – помнится мякотью краденых яблок,
это – раньше вины у прозревших криком,
это – шепотом, тихонько-тихо, молча,
это – то, что, как взгляд, для греха прозрачно.

***
потому что ты первая вкусила от яблока,
самый сдобный кусок страсти – твой;

и по праву – как плата за риск;

потому что запретное сытное яблоко
уготовило чреву округлость,
забродивший с кислинкою сок
упразднил условность запрета
на привычное счастье,
которого в раю никогда не бывает,
о чем змий кроме
тебя – разумеющей – никому не поведал;

потому что преднамеренная чистота
не выносит навязчивого бессмертия,
увядает, морщинится, покрывается плотною пылью
бережливое тело твое до послушного крика
вытирают стерильно мужчиной;

ведающая о большем, в твоих владениях
быть вечным просителем,
тихим пасынком страстного недомогания
умирай, воскресай, ибо рай – на раскрытом для участи ложе…

так назначено первенством.

***

…она не любила открыто,
а он делал вид, что любил,
(как ставят на лобное место,
чтоб остро бросалось в глаза),

(как ставят дерзнувших на место,
приводят их в божеский вид),
она как могла не любила,
а он откровенно темнил,

(как ставят, как делают ставки
на видимость беглых зеро),
она быть любимой хотела,
а он – и любить и страдать…

***
накажи меня горькой любовью.
запоздалое время изнашиваю.
и случайные пряди ласкаю
невиновно, наивно, невинно.

если б древо сорвалось с места,
если б рыба промолвила слово,
я б носил твое терпкое имя
там, где держат болезненно сердце.

и вкусил бы я сок белладонны,
и познал бы я мудрость терпенья:
весловать на тяжелых галерах
и держать строгий ритм подневольных.

и когда б по рубцам, как по строчкам
зарифмованных дней/лихолетий
угадать удалось то, чем выжил –
там была бы одна благодарность.

Анатолий Юхименко, 2015

Сертификат Поэзия.ру: серия 1476 № 111146 от 11.04.2015

0 | 1 | 1359 | 25.04.2024. 10:43:09

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []