Я в тень вошёл лукавую, как осень,
сквозь ветви крон я вижу неба просинь,
а далеко, в горах, грозы сполохи,
как огрызанья рухнувшей эпохи
коммунистической, – её нам обменяли
на демократию, – ха! ха! – не от меня ли
теперь зависишь ты, моя страна,
но эта мысль, по-моему, странна
да и глупа, как наважденье, очень
в тени, где точит свои лясы осень
и где платана розовеет лист,
мне дальтонизм не светит, окулист.
Я здесь себя почувствовал Катуллом
и о любви загрезил, как Катулл,
когда в листве улыбкою акулы
вдруг образ новой эры промелькнул.
Век-волкодав, обложенный флажками,
рычал и выл, текла на шерсть слюна,
да где-то в барабаны за кустами
воинственные били племена.
Аттила-ветер гнал войска барашков
в набег безумный, стон стоял и визг,
да борова нечесаного ряшкой
в лохматых тучах стыл светила диск.
Из тени вышел я, уйдя от гула
в груди, висках, подумав: в чём тут связь? –
и рядом вновь улыбкою акулы
мелькнула новой эры ипостась.
Таилась рядом, как пантера осень,
лежал в низине блёклым пледом смог,
я понял, что меня слегка заносит,
но ничего поделать я не мог.
А далеко, в горах, грозы сполохи
стихали, возвращалась суета,
и две дворняги – милые пройдохи,
облаивали драного кота…