— Она была полураздета,
и шаловливо дерева
глазели сквозь окно на это,
дыша листвой едва-едва.

На стул присев, полунагая,
рукой она прикрыла грудь,
а ножки, негу предвкушая,
дрожали у нее чуть-чуть.

— А я бледнел от гнева, глядя,
как тонкий луч по ней пополз,
как заскользил, с улыбкой гладя
ей груди — мошка среди роз.

— Я ей поцеловал колени.
Хрустален был ее смешок,
звучащий и как птичье пенье,
и как весенний ручеек.

«Пусти!» — Прикрыв сорочкой ножки,
она уселась без помех,
но, что сердилась понарошку,
сказал ее лукавый смех.

— Ее поцеловал я в глазки
и дрожь ресничек ощутил.
— И, томно принимая ласки,
она шепнула: «Как ты мил!

Я пару слов сказать хотела...»
— Но с губ ее, когда сосок
я ей поцеловал несмело,
слетел желания смешок...

— Она была полураздета,
и шаловливо дерева
глазели сквозь окно на это,
дыша листвой едва-едва.

5-9 декабря 2014

Arthur Rimbaud (1854-1891)

Première soirée

— Elle était fort déshabillée
Et de grands arbres indiscrets
Aux vitres jetaient leur feuillée
Malinement, tout près, tout près.

Assise sur ma grande chaise,
Mi-nue, elle joignait les mains.
Sur le plancher frissonnaient d’aise
Ses petits pieds si fins, si fins.

— Je regardai, couleur de cire,
Un petit rayon buissonnier
Papillonner dans son sourire
Et sur son sein, — mouche au rosier.

— Je baisai ses fines chevilles.
Elle eut un doux rire brutal
Qui s’égrenait en claires trilles,
Un joli rire de cristal.

Les petits pieds sous la chemise
Se sauvèrent: «Veux-tu finir!»
— La première audace permise,
Le rire feignait de punir!

— Pauvrets palpitants sous ma lèvre,
Je baisai doucement ses yeux:
— Elle jeta sa tête mièvre
En arrière: «Oh! c’est encor mieux!...

Monsieur, j’ai deux mots à te dire...»
— Je lui jetai le reste au sein
Dans un baiser, qui la fit rire
D’un bon rire qui voulait bien...

— Elle était fort déshabillée
Et de grands arbres indiscrets
Aux vitres jetaient leur feuillée
Malinement, tout près, tout près.