Месть командора (фаллада-шутка)

Песнь первая

Побег

В плаще, со шпагой и гитарой,
Несется дон Жуан в Мадрид
И думает: «Твою едрит!
Прочь из севильского кошмара!

Уж лучше быть в Мадриде пылью,
Чем слитком золота в Севилье:
Ни карт, ни танцев, ни коррид,
Какими так богат Мадрид.

А эти чопорные донны,
А доннам приданные доны,
А толку от севильских донн
Немного — как от верных жен,
Что гульфик жмут одной рукой,
Зажав распятие в другой.

Да и не видел я приличных:
Ни благородных, ни публичных.
Одна лишь и была что надо
И та как будто из Гранады».

О да, Жуану по душе
Пришлось гранадское туше.

Сойдя с ума от страсти жуткой,
Он перестал ле фам шерше
И чуть до свадьбы с проституткой
Не докатился, но круше-
Нье потерпел он в это утро:
Ля фам не знала «Кама-Сутры».

Хотя, казалось, все умело
Ея пленительное тело.

Пока несчастная рыдала,
Жуан, чтоб избежать скандала,
Оставил милой кошелек
Вскочил в седло и — наутек.

Повесу не страшил нимало
Запрет святого трибунала
Не удаляться из Севильи,
Пока в застенке не сгноили.

А то и не охолостили.
Не отсекли одну вещицу,
Без коей впору удавиться.

Названья ж этому предмету
Пристойного пока что нету,

А медицинские названья
Не стоят и упоминанья.

Куда ж скакать? А конь хрипит:
— В Мадрид! В Мадрид! В Мадрид! В Мадрид!

Туда ж нельзя. Тотчас найдут
И тотчас отдадут под суд.

Гитара между тем бренчит:
— В Мадрид! В Мадрид! В Мадрид! В Мадрид!

Но там ни друга, ни подруги.
Жуана там вовсю клянут
Им соблазненные супруги
Да их рогатые супруги:
Увидят — мигом донесут.

А в голове уже стучит:
«В Мадрид. В Мадрид! В Мадрид!! В Мадрид!!!»

И, позабыв перекреститься,
Жуан направился в столицу.



Песнь вторая

Дорога

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

(Опущена по не цензурным соображениям.)



Песнь третья

Встреча

И вот мадридское кладбище.
По кладбищу гуляет нищий.

Жуан подъехал и в сердцах
Воскликнул:
                        — Это же монах!
Вот, черт меня возьми, досада!
Теперь ни в чем не будет лада!

— Не богохульствуйте, сын мой! —
Монах поникнул головой
И начал проповедь такую,
Которую я не рискую
Ни так, ни этак излагать,
Чтоб времени не отнимать.
Тем более что не святой
Уснет от проповеди той.

Хотя святой бы помер сразу,
Начальную услышав фразу.

Вот и Жуан, как пень, стоял
И ни фига не понимал.

А только думал: «Это рыло
Напоминает Лепорылло.
Могу я в том поклясться смело».
— Послушай, ты не Лепорелло?
Коль ты не он, то это сон.

Монах откинул капюшон.
— Пусть разразит меня холера!
Да вы ли это, кабальеро?!

— Да, это я.
                        — А это я.
                                            — Да вижу я — свиньей свинья.
И кто такого лоботряса
Заставил облачиться в рясу?

— Как кто? Спросите альгвазила.

— А кто здесь нынче альгвазил?

— Все тот же.
                        — Это тот верзила,
Который нас тогда судил?

— Чтоб его в бане просквозило! —
Так Лепорелло возопил. —
— Когда услали вас в Севилью,
И я подвергнулся насилью.

Меня в обитель поместил,
К монахам, братьям-бордельерам...
Прошу прощенья, — кордельерам,
Треклятый наш альгуазил!

Забыв о сане, Лепорелло
Честил врага что было сил.

Жуан его остановил:
— Уймись. Покамест суд да дело,
Неси бутылки, Лепорелло.

— Не здесь. Пожалуйте-ка в дом.
Там все, что надо, мы найдем.

Жуан вошел. Монах за ним.
И мы за ними поспешим.



Песнь четвертая

Пир

Какое было там вино?
А разве вам не все равно?

Ну, там марсельская марсала,
Которую все пьешь и — мало.
Или бордоское бордо,
Чтоб не снижалось либидо.

А чтоб не падало либидо
У жаждущего индивида, —
Шампанское из-под Шампани
И много прочей разной дряни.

Закуска тоже — стыд и срам:
Сардины с сыром пополам!

Но настоящие сардины,
С самой Сардинии, а сыр —
Хоть королю на именины, —
Пахучий, весь почти из дыр.
Видать, из самого Чешира.
А может, был швейцарским сыр,
Раз у него такие дыры?

Тут Лепорелло как монах,
С благочестивостью в глазах,
Хлеб-соль-вино благословил
И помолиться не забыл.

— Благодарю тебя, Господь,
За то, что ты питаешь плоть.
Ну, а душа — прочнее тела, —
Сыта молитвою святой...

Тут дон Жуану надоело.
— Давай по первой, Лепорелло.
А закусив, и по второй.

Монах воскликнул:
                                — Это дело!

Содвинем кубки, выпьем разом,
Как говорил старик Эразм!

— А может, лучше без Эразма,
Без Роттердамского маразма?
Давай-ка пей без лишних слов.

— Здоровье ваше.
                                — Будь здоров.

Но украшением обеда
В те времена была беседа.

— Какие новости в Мадрите?

— Все об инфанте Маргарите.

— Бог с ней. — Жуан рукой махнул
И с полбокала отхлебнул. —
— По мне, инфанты все субтильны,
Глупы, бездарны, инфантильны.

Ты, Лепорелло, не дури,
Ты мне о бабах говори.
Тут дамы новенькие есть?

— Не так, чтоб много, ваша честь,
Но есть. К примеру, донна Бьянка...

— Из Рима?
                    — Нет, из Саламанки...
— Постой. Бутылка опустела.
Открой другую, Лепорелло.

— Уже. Так эта донна Бьянка...

— Стоп. Раз пошла такая пьянка,
Достань еще бутылок пять.

— Сеньор, позвольте досказать?

— Валяй.
                 — Так эта донна Бьянка,
Как выяснилось, лесбиянка.

Жуан чуть не упал со стула.
— Да чтоб тебя перевернуло!
Вот я нарочно из Севильи
Приехал, чтобы это знать!

— Сеньор, простите, да не вы ли
Меня просили рассказать?

— Прости меня, но ты болван.
А часом, ты не лесбиян?
— Да нет. Я просто очень пьян.

— Уже? Послушай, Лепорелло,
Ты что-то быстро окоселло.

— Увы, не тот я стал, не тот. —
А сам проворно пьет и пьет. —
— Тут всех с ума свела актриса...

— Хорошенькая?
                                — Право, крыса.
Вероника-Мари-Хуана.

— Откуда?
                    — Из-за океана.
— И хорошо играла?
                                                    — Гадко.
Но всех тут била лихорадка.

— А есть диковины в Мадрите?

— Еще бы нет! Вообразите,
Прижился здесь дон Гви, Гви дон.
Такой, скажу я вам, пижон!

— Но человек он, право, славный, —
Жуан заметил.
                            — Православный?
Ну, что вы! Нет, он сын Салтана,
Султана, шаха или хана...

— Дон Гви по-прежнему богат?
Он здесь женился, говорят.

— Богат, конечно, и женат.

— На ком?
                    — На донне Лебедине,
Известной обществу кузине
Алькальда дона Игуано,
Бисексуала наркомана.

— Она красива?
                            — Да, на диво.

Жуан хлебнул из кружки пива
И вновь спросил:
                                — И что дон Гви?
— Господь его благослови!
Есть у него, по слухам, белка...

— Так я и думал, что безделка!

— ... а белка эта все поет.

— Поет?!
                — Представьте! И грызет
Орешки — вовсе не простые:
Скорлупки, верьте, золотые,
А ядра чистый изумруд!

— Какой-какой ты изумруд?

— При чем тут я?
                                — При чем ты тут?
— Не я, а ядра изумруд.

— Заврался. Там еще осталось?

— По-моему, осталось малость.
Еще по маленькой, сеньор?

— По малой. Проводи во двор.

— Идемте. Я вам растолкую.
А заодно и подстрахую.

— Толкуй. Страxyй. Смотри, статуя.

— Да, это статуя, сеньор.

— Статуя, статуя — все вздор.

— Не вздор, сеньор, а командор.

— Ко... — тут Жуан икнул —... мандор?

— Что был у вашей Анны мужем.

— Ну, так зови его на ужин.

— Сеньор, а на хрен он вам нужен?

— Зови, сказал я!
                                — Сей момент!
— Эй ты, послушай, монумент!..

— Постой. Неси сюда марсалу.
Давай нальем мемориалу.
Спроси его, он будет с нами?

— Эй ты, пропустим по одной?
Тю! Он качает головой.
Смотрите, хлопает глазами.

— Ты не шути.
                            — Смотрите сами.
— И впрямь, ворочает башкой.
Теперь с двумя он головами...

Все ясно. Надо меньше пить.

(Да, надо, что и говорить.)

— Ты вот что. Я сейчас пойду...

— Куда?
                — Иди-ка ты...
                                          — Иду...
— Пойду искать своей Лауры.

— Какой Лауры? Этой дуры?
Худой, как скрипка Страдивари?
— Заткнись! А то как дам по харе!
— Нашли кого искать — Лауры!
Да с нею водит шуры-муры
Едва ль не весь честной Мадрид.
У ней сейчас небось торчит
Дон Карлос.
                        — Брешешь!
                                                — Верьте слуху.
— Ай да Лаура! Ай да шлюха!
А этот Карлос... Ну и ну.
Но я ему ужо воткну
Не мимо сердца шпагу эту.
Эй ты, кларету мне, кларету.

— Прошу простить, Кларетты нету.
Могу я пригласить Козетту.

— Да ну ее, твою Клозетту!
Налей кларету.
                            — Больше нету!

— Ну, Лепорелло, ты и хмырь!
Сожрал последнюю пузырь!
Однако мне уже пора —
Ведь не торчать здесь до утра.

Пойду я к Анне. Донна Анна
Жуану рада постоянно.
А ты меня проводишь к ней.
Ну, понял, нет? Пошли скорей.

— А памятник?
                            — Какой?
                                                — Такой!
— Ты, видно, спятил, милый мой.
А впрочем, завтра поутру
Пусть он приходит ко двору
Своей супруги донны Анны.

Он весь тут высох без вина.
Пускай же бывшая жена
Нальет ему два-три стакана.
Херсонский херес был у Анны.
Зови же к Анне истукана.

Пускай приходит. Посидим —
И выпьем и поговорим.

— Во сколько?
                            — Где-то в полшестого.
— Ты слышишь, каменноголовый,
Что говорит хозяин мой?
Опять вращает головой.

— И пусть вращает. Что за дело!
Стоять ему осточертело.
Хотя и каменное тело,
Но тоже одеревенело.

А если б ты поменьше пил,
Он головой бы не крутил.

По правде, я и сам хорош.
Ну, Лепорелло, ты идешь?



Песнь пятая

Прогулка

Как шли по городу они!
Чудили так, как в оны дни.

Орали песни пели матом
Ругались над одним солдатом
И наорали на двоих
Сообразили где-то мула
Поймали лошадь их лягнула
Осла и тот не чуя их
Ушей хвоста копыт и ног
Двойную ношу поволок
У цели выбился из сил
Жуан его благословил
Пинком-другим и отпустил
Он Лепорелло с ним на пару
А сам достал свою гитару
И спеть хотел куплетов пару
Но вот успел всего куплет.

Какой? Ну, это не секрет.

— О донна Анна, bella donna,
Поверь, любовь моя бездонна.
Без донны Анны, без ma donnы,
Я погибаю, prima donna!

Он пел, точнее, он вопил
И в доме всех перебудил.

Выходит Анна на балкон
И молвит:
                  — Боже, это он!
— При чем тут «он»? — спросил Жуан.
Он, если помните, был пьян.



Песнь шестая

Ночь

Ах, как старалась донна Анна!
Велела выкупать Жуана,
А после в спальню отвела
И даже чарку поднесла.

Но это зря. Ему хватало.
Хоть осушил он три бокала
И все кричал, чтоб подливала.
И ничего не предвещало
Столь неприличного финала.

Жуана не клонило в сон,
Жуан поддерживал беседу,
Форель заказывал к обеду
И был, казалось, возбужден

Приятным сердцу разговором.
Жуан шутил. Каким-то спором
Они на время развлеклись.
Минуты сладкие неслись...

И вдруг... упало настроенье,
А сам Жуан упал в кровать
И захрапел... От изумленья
Не знала Анна, что сказать.

Ах, как трудилась донна Анна
Над телом горе-донжуана!
Как домогалась донна Анна
Поднять уснулого Жуана!

Но как бедняжка ни старалась
Поднять его не удавалось.

Она решила: «Не прощу
И завтра утром отомщу».
Но делать нечего, вздохнула,
Перекрестилась и уснула.



Песнь седьмая

Сон Жуана

Все спит. И снится сон Жуану,
Ужасный и тревожный сон...

Но я о том писать не стану.
Резон в том или не резон,
Но мне чужой не снился сон.



Песнь восьмая

Месть

Жуан проснулся с бодуна.
Рассвет чирикал из окна.
Мулла со всех крещеных сил
На синагоге голосил.
И чей-то ошалелый кот
Мяукал около ворот.

Оглядывая будуар,
Жуан вздохнул:
                            — Какой кошмар!

Урчал желудок, ныло тело,
От боли голова звенела.

— Но где же Анна? — вспомнил он
И испустил похмельный стон.
— Эй, Анна, Анна!
                                Тишина...
Но почему не с ним она?
И отчего здесь так темно?

И вдруг раздался стук в окно...

Жуан поднялся и в чем мать
Пошел окошко открывать.

Зачем? Бог весть... Отдернул штору
И прямо в рожу командору
Едва не ткнулся...
                    — Вот так номер!
Но ты же вроде бы как помер.

— Тебе-то что? Ты кто — Господь?
А впрочем, полно чушь молоть.
Ты звал меня на херес?
                                        — Д-да...
— Раз так, гони его сюда.

— Сейчас. — Хотел было Жуан,
Сбежать, но рявкнул истукан:
— Стоять! Ну, где он — херес твой?

Жуан воскликнул сам не свой:
— Анюта, черт тебя возьми!
Вставай, поговори с людьми.

Спросонок Анна:
                                — Что такое?
Ни днем, ни ночью нет покоя.
Жуан, скажи, который час?
Тебе я мстить начну сейчас.

— Подай нам херес, будь добра.

— Его ты вылакал вчера.

Услышав это, командор
На дона посмотрел в упор.
— Ты что — смеешься надо мной?

— Как я могу? Господь с тобой!

— Так будет херес наконец?
Жуан не выдержал:
                                   — Отец,
Ты что, как банный лист, пристал?
Будь другом, сгинь.
                                   — Ах ты нахал! —
Рассвирепел мемориал,
Расширил бешено глаза
И вдруг схватил Жуана за...

За ту за самую вещицу,
Без коей впору удавиться.

Названья же тому предмету
Пристойного доселе нету.
А медицинские названья
Не стоят нашего вниманья.

— Ну, вот тебе и херес твой!

Вскричал от боли дон Жуан:
— Что за манеры, истукан?!

А командор качнул главой
И перед тем, как с глаз пропал,
Жуану тихо прошептал:
— Прощай и помни обо мне.
И кланяйся моей жене.

Проснулась Анна совершенно.
— Кто там вопит, как оглашенный?
Жуан, не твой ли это глас?
Ты без меня страдаешь, милый.
Иди ко мне, я все простила.
Да, и скажи, который час?

Жуан не проронил ни слова.

А было ровно полшестого...



Песнь девятая

Эпилог

Оправившийся от удара
Жуан засел за мемуары.

И что ни год печатал их.
О похождениях своих
Поведал миру слово в слово
Под псевдонимом Казанова.

И вообще стал нарасхват.
Чуть не женился, говорят.

Однако премий и наград
Не получил, а за разврат
Не поздоровилось ему:
Несчастный угодил в тюрьму.

Но зря так поступили с ним.
Переменил он псевдоним.
Из Казановы стал де Садом.
Посыпались творенья градом —

Одно другого все бунтарней,
Содомнее и будуарней.

Потом Жуан попал в дурдом
И там почил последним сном.

А сочинения Жуана
Выходят поздно или рано.

Одно из самых из последних
Опубликовано намедни.
Его названье «Трупик Рака»...

Но заболтался я однако.

Друзья, прощаюсь с вами я.
Фаллада кончилась моя.

23 августа 1992 — 11 мая 1993
г.Оpск.

Лифшиц Ю.И. Тетрадь и Слово и полку: Сб. поэм. Черноголовка: Богородский печатник, 2001.

Юрий Лифшиц, 2014

Сертификат Поэзия.ру: серия 1238 № 108517 от 14.11.2014

0 | 1 | 1837 | 27.11.2024. 07:20:25

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []