Молочно-кислое брожение

***
я был раздавлен, пойман, потрясен,
когда слабел от этой дивной хвори,
и ты – сестра моя по обедневшей крови –
была назначена ответчицей за все;

дышала на моем плече,
старела, мучила и как могла любила,
зачем-то это надо было,
ах, только вспомнить бы – зачем;

беспамятство, тщета, никак,
склерозный ум, сор серых клеток,
а там, где полнокровна Лета,
любовь-купальщица невинна и нага;

где нет ответов – плавится печаль
и тяготит надменным слитком руку,
как сладостно терять подругу
и сгоряча рубить с плеча,

и хоронить живую речь
в нелживой, но обманчивой гортани
на расстоянье ранних расставаний
и поздних, как раскаянье, невстреч;

принадлежащее не нам,
нас искушает бледнокровной хворью,
затем ли, следуя верховьям,
река восходит к родникам.

***
да будет дождь ночной
роптать, метаться, злиться
прохладный и нагой,
как ты под тонким ситцем;

да будет бездн исход
и утоленье жажды,
и ты - целебных вод
для губ до ласки жадных;

да будет гроз разлив
и ты, и в нашей власти
изведать на разрыв
изгибы влажной страсти;

да будет от стихий
дано по капле чувству,
где немощны стихи
и мелочно искусство.

***
ты пахнешь молоком и кровью,
когда ты пребываешь с ним,
ты – уплывающая кролем
по пенным волнам простыни;

густой и терпкий запах жизни,
пыльца распущенных ночей,
когда соединенье – ты с ним –
сильней соблазна быть ничьей;

а он – приручен и обласкан –
когда ты пребываешь с ним,
смакует жирный грех соблазна:
казаться или быть твоим;

грех к полумере не пригоден,
но поглощает целиком,
когда стихает гнев Господень,
меняют кровь и кормят молоком.

***
женщина – серебряный сосуд –
дай испить твоей прохладной влаги,
браги, расширяющей сосуд,
придающей страсти и отваги,
что одно и то же;
все течет:
воды, реки, этот стойкий берег,
кровь в сосудах, мысли ни о чем
и чем-то мысли, их подобье перед
тем, как думать о тебе;
течет
через горловину, щели, поры,
трещинки в сосудах, о, еще
с губ твоих, с сосков твоих и в пору
задохнуться, захлебнуться, плыть,
плавники расставить, через жабры
фильтровать и пить, и пить, и пить
этот крепкий, этот резкий, жажды
не снимающий напиток, яд/раствор,
жидкий грех, крутой дразнящий терпкий,
дар, сулящий смуту и раздор,
дар, что возраженья не потерпит.

и когда от нежности легко
и грешно, и ночь идет на убыль,
пью твое густое молоко
и целую трижды в трижды губы.

***
как эта женщина в июле хороша.
вот выраженье, что не терпит возраженья.
добавь еще на руки малыша –
и выйдет лик эпохи Возрожденья.

все целовать бы неуступчивую грудь,
и если не испрашивать участья,
то жизнь управится с бедою как-нибудь
и как-нибудь поладит и со счастьем.

добудь ей август перелетных звезд,
пребудь у губ навязчивей, чем выдох,
отмерь от сердца этих длинных верст
исхода, что не ведает про выход.

на том поладим. тоненький июль
гречишным медом насыщает сладость.
спит тишина. луна качает тюль,
пока ты в силу превращаешь слабость.

пока та слабость – каменная соль,
пока греху назначено иное.
припоминая будущую боль
нелюбящее сердце ноет.

***
я любил бы тебя на рассвете,
у тебя были б чуткие руки,
нет, не руки, но цепкие сети
дивной девы, коханки-подруги;

время б шло по спиральному кругу,
добывал бы рассвет сок из ранки,
ревновала б скупая подруга
к захмелевшей от страсти коханке;

будто занавес праздничной сцены
ветви вербы свисали б охранно,
где подруга страшится подмены,
там щедра на растрату коханка;

и к юдоли наивной и грешной
хрупкий луч пробивался бы косо,
и досталось бы вере с надеждой
расплетать твои темные косы;

но когда заоконная верба
светлым облаком станет клубиться,
две монашки – надежда и вера –
проклянут площадную блудницу.

***
улыбнись уголками глаз,
излучая соленую зелень,
наведи на меня порчу/сглаз,
опои приворотным зельем;

отбери даже право быть
не твоим, преходящим в Лету,
помести в свой привычный быт,
как дыханье в грудную клетку,

изведи меня, истоми,
обожги тем – высоким – током,
что проносится над людьми
то есть ставит их вровень с Богом.

***
одиночество женщин особо.
потому так тревожат и лгут
эти брови с отливами в соболь,
эти тонкие крестики губ,
эти быстрые шарики ртути,
эта бледная выпуклость лба,
эта девственная, будто груди,
не дающаяся судьба.

одиночество женщин преступно.
перед совестью и людьми,
перед тайно греховно подспудно
настигающим смыслом любви,
перед самым суровым из судий -
детским ртом у соска,
перед жизнью, пустой будто груди,
не дающие молока.

***
та женщина, которая случалась,
но не случилась, не произошла
заветное с заведомым сличала
и привечала часть добра и зла;

лукавила, ласкавилась, лучилась,
училась между строк читать «прости»,
та женщина, которая случилась,
затем что не могла произойти;

прости ей, Боже, и воздай по вере.
родимое. заветное. свое.
как по предплечии, по тонкорунной вене
прерывисто журчащий ручеек.

***
"мне не за что тебя прощать".
тебе к лицу на строгом лика
печали тайная печать
и запрещенный образ лиха.

мне не за что тебя винить.
ты оправданью не подвластна,
как кровь, сошедшая с ланит,
когда все чаще ранит ласка.

мне не за что тебя любить.
и с тонких колких, будто хвоя,
прошедших губ не меды пить,
но душу радовать хулою.

мне не за что. но все тебе -
владычице скупого взгляда.
и гнев на узенькой губе,
как мед из сот, тягуч и сладок.

послушница, на то и власть,
чтоб не заслуженно простили
того, кто всласть питает глас,
когда песок вопит в пустыне.

***
«никто меня не долюбил до счастья.»
зато и я не залюбил до горя,
когда в зрачках твоих, как тать полночный, шастал
и пил из губ твоих, изогнутых дугою,

и укрывал скупую подать взгляда,
и плыл/тонул на лодочке ладони,
вину вдыхая, - цепкий запах яда
цветущей пыли атропинной белладонны.

мы – квиты. от навязчивых прощений
твердеет вера травяных настоек,
пьет стыд вина, не ведая отмщений,
как все невинное и для греха простое.

простора б для земных пологих судеб,
где квиты мы и дар не разворован.
но бродит сок. хмелеет кровь в сосуде.
молчит молочное младенческое слово.

Анатолий Юхименко, 2014

Сертификат Поэзия.ру: серия 1476 № 104707 от 13.04.2014

0 | 2 | 1678 | 18.12.2024. 22:20:44

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []