«Одна единственная плата за жизнь – всегда сама она...»

«История поэзии, да и вообще история искусства, есть история преодоления естественного недоверия читателей, зрителей, слушателей к тому, что с помощью слов, звуков, красок, глины можно создавать живые существа... Чем безудержней фантазировали Гоголь и Гофман, тем крепче они вбивали в землю опоры разума и действительности. Художники начала двадцатого века решили разрушить эти две опоры. Разум они заменили заумью, реализм – сюром. А нам хотелось, чтобы каждый из нас, вслед за Ходасевичем, имел право о себе сказать: «Умен, а не заумен», мы хотели создавать живые существа, выпекать хлеб, а не «картонные показные булки». Это встречалось, в лучшем случае, недоумением и со стороны "признанных" мастеров, и со стороны официальных литераторов, заведующих поэзией в журналах...

         Поражал мускулистый, упругий и нервный стих Штейнберга, очень богатые, глубокие рифмы, достроенные по классическому образцу, но почему-то неожиданные... Теперь я думаю, что прежде таких поэтов в России не было ни среди дворян, ни среди разночинцев, ни среди – тем более – крестьян. Мне кажется, что молодой Штейнберг всем своим существом был чем-то похож на таких французов, как Аполлинер или Андре Сальмон... Он был гораздо начитанней меня, знал не только русскую, но и немецкую поэзию. От него я впервые услышал имена Рильке и Георге...

         Аркадий обладал редким и благородным свойством: он умел радоваться чужому успеху. Он мне сказал: «Я тебя познакомлю с двумя поэтами, лучше которых нет среди молодых. Мы вчетвером составим могучую кучку». Так я узнал Марию Петровых и Арсения Тарковского. С тех пор прошло пятьдесят шесть лет, и я, как и тогда, и сейчас считаю, что Тарковский, Петровых, Штейнберг – самые значительные поэты моего поколения...»

https://poezia.ru/memory/users/58

01.09.2022