...Всё это утро вестники шныряли
С посланьями о вызове на битву.
Из них последнее – от Иды к брату,
Написанное царственной рукою,
Но кое-где она дрожала, видно.
Я прочитал, поцеловав, письмо то:

      «О брат, ты убедился, что порою
Испытываем боль, впадаем в ярость,
Узнав о тех, что женщин угнетали,

О землях, где невеста на венчанье

В подарок плётку жениху вручала,

О варварски разбитом женском сердце,

О матерях воистину жестоких,

Что дочерей новорождённых в реки

Бросали по вине плохих пророчеств.

Но я увидела, что та же низость

Осталась и в позднейшие столетья;

Хотя мужчины стали к нам помягче,

Всё ж сохранилась старая закваска:

Когда твердят о социальном праве,

Мужчины не учитывают женщин.

Я вражески настроилась к мужчинам,

Я здесь смогла собрать свой круг, который

К мужчинам отношенья не имеет,

В него реликвии привлечь сумела,

Огородив посредством институтов.

С большим усердьем изучая право,

Чтоб никогда не стать мужскою жертвой,

Сумели мы достичь больших успехов.

Но свора молодых людей явилась

И потревожила покой наш книжный,

Переодевшись под студенток наших,

Болтая что-то о любви невнятно

С какой-то отговоркой о помолвке.

Забавы эти прекратить желаю,

И нет совсем в моих поступках фальши.

А дело наше – правое, бесспорно;
Повелеваю за меня сражаться;
А ежели в сраженье проиграешь,
То что угодно вытерпеть сумею.
Но верую: не должен проиграть ты.
В живых оставить Принца постарайся:
Он для меня рискнул своею жизнью.
Сражайся и сражайся очень храбро.
О вы мои все дорогие Братья,
В обличье женском Ангел да хранит вас.
У нас единственные вы мужчины,
Кому участвовать в сём деле можно.
Вам обещаем статуи воздвигнуть
И дружно славить одами всечасно.
Отбросив надоедливого Принца,
Мы шаг к прогрессу сделаем гигантский
И женское взлелеем поколенье,
Способное идти по жизни верно.
Омоет Знание дождём свободы
Все территории в часы рассвета».

    Затем там шёл подчёркнутый постскриптум:

«Смотрите, чтобы в лагере военном

Предателей каких не отыскалось:

У нас их целое гнездовье будто,

И никому нельзя днесь доверяться.

Девицам лучше бы домой вернуться.

Единственное нам здесь утешенье –

Ребёнок этой матери негодной,

Которая оставила его нам;

Не получить обратно ей ребёнка;

Он вырастет, свою забудет матерь.

Его с зарёй брала в кровать к себе я:

Очаровал меня он и, казалось,

Мой гнев на мир ослабил. Так прощайте».

        Закончил я читать; отец заметил:

«Она – упрямица, однако может

Сидеть по праву руку от монарха,

Воспитывая воинов средь бури!

Хотя ты ослеплён любовью дикой,

Что здравый смысл успешно заменила,

Не походи на Гаму, что в болоте

Долготерпенья праздного пустого.

Когда недостаёт мужчине веса,

То женщина его приобретает

И ослабляет так мироустройство.

Но есть закон земной наш непреложный,

Основе мироздания подобный:

Мужчине надобны лишь меч и поле,

А женщине нужны очаг, иголка;

Мужчина – голова, женщина – сердце;

Мужчина должен управлять извечно,

А женщине покорной быть пристало,

Иначе будет невозможный хаос,

Когда она предстанет командиром.

Однако помни: молодая Ида,

Переломить её потребно мягко.

И вот тогда, обуздана тобою,

Она бы вправду с пользой отличалась

От женщин, о правах кричащих в доме.

А говорят, она благообразна,

И я люблю её, хоть осуждаю.

Родить и воспитать потом ребёнка –

В том женская вся мудрость, о мой мальчик».

      Так говорил король суровый старый;

А я пошёл – к полудню было дело.

Я долго думал над письмом Принцессы,
Над просьбою "в живых оставить Принца".
Но Голос из лесу я вспомнил тоже:
"Иди, не бойся, одержи победу"
И о словах родителя подумал,
О том, чем угрожал колдун сожжённый:
Что некто должен будет с тенью драться
И пасть тогда. И снова, словно вспышка,
Возникло неожиданное чувство,
Что лагерь и король, и колледж этот –
Всего лишь декорации пустые,
Я ж по арене двигаюсь старинной
И с призраками прошлого воюю.
А пробудился я уже к полудню.
Надев плюмажи и коней пришпорив,
Прибыв на поле, замерли на миг мы:
Там пятьдесят на пятьдесят нас было.
Но вот призыв раздался громкий трубный,
И всадники пошли на стенку стенка,
А далее со скрежетом сомкнулись.
Но это было сновиденье словно,
Которое пришло мне о сраженье:
Вздымались яро боевые кони,
Струилось пламя из разбитых шлемов;
Одни бойцы стояли неподвижно,
Другие на своих конях кружились,
А третьи по земле катались просто,
Чтоб встать потом и вновь пойти в атаку.
А дальше были Арака полка два –

Реестр военный возглавлял принц Арак, –

Оттуда мощно рассыпались всюду
Удары словно от цепов гигантских;
Равнина, полная булав и копий,
Тряслась и скрежетала наковальней.
Я наблюдал за Араком-гигантом
И начал было сомневаться даже,
Что Гама-карлик был его родитель, –
Нас больше формирует мать, наверное.
Потом, заветною мечтой ведомый,
Я глянул в сторону дворца Принцессы:
Мерцал он от очей, шарфов девичьих,
А высоко над всеми, возле статуй
И статуи сама подобна, Ида,
К себе дитя Психеи прижимая,
Стояла, наблюдая за сраженьем,
Как в небесах сама Святая Слава.
Какая святость в ней, неумолимой?
Не сыщешь состраданья в беспощадной.
Однако видит, как в бою сражаюсь;
Так пусть увидит, как погибну вскоре!
И, подгоняемый мечтой заветной,
Я устремился прямо в гущу боя
И частью стал единой общей массы.
Но вот, сквозь стену воинов пробившись,
Внезапно Арак предо мною вырос
Подобно туче грозовой огромной,
Что поначалу увлажняет крыши,
Потом, однако, молнией сверкает.
Протиснулся ко мне друг Флориан мой,
Но тот сумел и на него наехать;
Увидев это, к нам подъехал Сирил
(Он обернул свой шлем шарфом Психеи):
Неутомимый, крепкий и проворный;
Но был проворнее и крепче воин,
Что поразил его и сбросил наземь.
Тут закипела кровь моя от гнева,
И я, коня пришпорив напоследок,
Схватился с ним: с десницею десница
И меч с мечом, один конь на другого.
Издав бойцовский клич, нанёс удар я,
Однако смог рассечь мечом перо лишь;
Покинули меня и явь, и грёза:
На землю я упал, накрытый мраком...

---------------------------------------------------------------------

        Оригинал – здесь:
http://classiclit.about.com/library/bl-etexts/atennyson/bl-aten-princess.htm