Едва прошли мы с Флорианом насыпь,
«Стой, кто́ идёт?» – остановил нас окрик.
Я молвил: «Двое из дворца Принцессы». –

«Ещё здесь двое: ждут они. Идите».

Один из стражников дорожкой тайной
До лагеря военного довёл нас.
Там, наконец, завидели мы флаг наш,
Что трепетал весь над шатром имперским:

Из-за шептаний о войне как будто

Львов на гербе.

                            Потом в шатёр вошли мы:
Тут ослепил нас яркий свет внезапно.
Я замер и услышал поначалу

Какой-то шёпот будто шелест листьев
И словно смех подавленный, чуть позже –
Раскатистый, безудержный как будто:
Совсем вразрез со всяким этикетом
Два старых короля тряслись от смеха,
Оруженосец со смеху катался,

И скалились младые капитаны;
Бароны же с густыми бородами
Своими животами колыхали.

        Отец мой, наконец, устал смеяться
И Гаме молвил, отирая слёзы:
«Свободны Вы, Король! Держали мы Вас
Залогом безопасности для Принца,
Коль это вправду он, теперь похожий
На оборванку грязную, скорее»
(Была на мне одежда рваной, грязной).
А после кто-то, рот прикрыв ладонью,
Шепнул с усмешкой на ухо соседу:
«Он был среди своих теней, наверное». –
«Проклятие всем бабкам с их тенями! –
Отец вскричал. – Потребно стать мужчиной,
Дабы с мужчинами суметь сразиться.
Теперь ступайте: Сирил рассказал всё».

        Мы словно шаловливые мальчишки,
Что ускользнуть от наказанья жаждут,
Проворно убежали восвояси
И, облачившись в яркие доспехи,
Нам выданные старою служанкой,

Дошли до Северных холмов (...)

        По лагерю военному в то время

Пронёсся слух: принц Арак прибывает (…)

Мы вновь пришли к монархам седовласым,
Найдя их за столом переговоров.

Рассерженный отец мой крикнул Гаме:
«Наш договор немедля выполняйте!
Избаловали дочь: она глумится.
Пусть быстро сдастся нам, война иначе».

      А Гама тут ко мне поворотился:
«За Вас мы опасались не на шутку:
Большому риску Вы там подвергались.
Но любите её. Война, вестимо?» –

      «О, только не война, доколь возможно,
Иначе я предстану перед Идой
Ещё чудовищней в дыму баталий

За оскорбление её войною,

За поношение её святыни,

За разрушение её владений

И за потерянные годы жизни.

Сейчас она презрение питает

К тому, кто план её сорвать стремится;

Ему враждебность бы пришла на смену;

Предстану общим их врагом при этом.

Мне будет легче развязать сей узел,

Нет, не войной отнюдь, а благородством.

Мечтаю страстно о любви Принцессы.

Каким предстану, коль себе позволю

Сравнять с землёю поселенья ваши?

Таким путём любовь не завоюю,

Пусть даже в цепи закую Принцессу (…)

      А Гама тут распорядился спешно:

«Пусть Принц (ручаемся монаршим словом:
Отсюда он вернётся невредимым)
Пусть едет с нами до границы нашей,
Чтоб с Араком вступить в переговоры
(А тот сильнее втрое верен слову),
И все вокруг увидят нас друзьями.

Поехать могут и другие гости;

Сумеем план какой-то разработать».

        Затем король пожал отцову руку:

Отец мой что-то пробурчал ответно;

На этом совещание закрылось.

      Потом я с королями устремился
Под кронами деревьев чрез долины (…)

Тяжёлая роса с листвы душистой
На шлемы наши мирно упадала;
Однако мысль возникла не о Мире,
Когда увидели мы поле брани
И эскадроны Арака лихие.
Там раздавались громовые крики,
Как будто шлющие привет монарху;
Истошно ржали вздыбленные кони,
Оружие бряцало, барабан бил,
Пронзительно звучали флейты, трубы,
И развевалось знамя их зловеще.
К нам подскочили три их капитана:
Я мускулов таких не видел прежде;

Был выше всех, посередине, Арак,
Весьма похожий на свою сестрицу
Движеньями своими всеми даже:
На них играл как будто луч с Востока (…)

Как Сириус меняет вдруг оттенки –

Поочерёдно: алый, изумрудный, –

Переливались так, блестя, их шлемы.

      А я, что прежде лепетал о мире,
Заслышав нынче музыку сражений,
Почувствовал, что зверь неукротимый,
Таящийся в мужчинах настоящих,
Проснулся вдруг во мне, готовый к бою.
В круг сыновей троих собрав, тут Гама,
Всплеснув руками, всё обрисовал им.
Притворно улыбнулись братья эти,
А подлинный гигант из братьев – Арак, –

В своём седле три раза приподнявшись,
К нам обратился с пламенною речью:

        «Земля захвачена у нас, проклятье!
А мой отец пред вами – словно пленник;
Войны, однако, не желает вовсе.
Тогда вопрос о брачном договоре
Открытым продолжает оставаться;
Касается он честности Принцессы.
Она столь высоко здесь воспарила!

Она просила для себя свободы

И только честных игр в своей программе,
Меня ответственным за это сделав.

Да разве знаю что-нибудь об этом?

Она взлетела высоко! Так что же?

Я думаю, она права частично;

Я думаю, ей – женский род украсить.

О Принц, сердечной может быть Принцесса,

Однако с теми лишь, кого полюбит.

Но коли клятву взять с меня сумела,
То я на стороне сестры, вестимо.
На этом всё: она не согласится;
Поползновения свои отбросьте,
А если нет, то поле брани только,
Проклятие, сумеет разрешить всё,
Хотя совсем вразрез с отцовской волей».

        С ответом медлил я: так не хотелось
Ни от своей помолвки отказаться,
Ни с помощью войны разлад усилить.
Но, наконец, второй из этих братьев
На губы указал свои с щетиной,
Тем самым нас на битву вызывая:
«Под женскою одеждой – сердце женщин».
Похожей на удар была насмешка!
В ответ на это выругался Сирил,
И я ответил очень резко тоже,
Насмешкою задетый за живое:
«Нас трое на трое: вопрос решим здесь».

        И третий брат включился в обсужденье:
«Всего лишь трое на трое – не больше
За дело благородное Принцессы?
Людей потребно больше – ради чести:
На каждой стороне по пять десятков!
Вопрос вполне сумеет разрешиться
Тогда при пораженье тех иль этих». –

      «Согласен, – я откликнулся на это, –
Здесь если и должна быть цель какая,
То честь лишь (…)

...
      «Ребята!» – Гама закричал истошно,
Но крик его напрасным оказался:
Не смог привлечь внимания нисколько,
И было больше нечего добавить.
Мы в лагерь моего отца помчались (…)
       

------------------------------------------------------------------------
   
        Оригинал – здесь:
http://classiclit.about.com/library/bl-etexts/atennyson/bl-aten-princess.htm