Сияли солнечные дали,
и море ластилось ко мне,
когда мы с лодки угадали
в невыносимой глубине
резьбу путей, кристаллы зданий
в моей затопленной стране.

Сквозили с отмелей деревни.
Слегка кружилась голова,
пока нащупывало зренье,
как, различимые едва,
в скелетах вымерших деревьев
дрожали рыбы, как листва.

Любовь забвенья не прощает.
В ожогах слез моя щека.
Твердынь упрямство укрощая,
сомненья, ветер и века
любые камни обращают
в ручьи послушного песка.

Чем дальше память от беды,
тем глуше боль, печаль, обида.
Еще видны дома, сады,
но толща шаткая воды
уже стирает, Атлантида,
твои последние следы.