Над шахтами


1.

Донцом рассечённый полуденный Кряж!
Я знаю твои родовые преданья –
бумажных цветов, над провалом, шуршанье,
сивушный огонь поминающих чаш...
Но вот уже шрамы овражной земли
июнь затянул молодою травою,
и над уцелевшей моей головою
терновника ветки вовсю зацвели.
Над скопом хибар, где хворают отцы,
где матери рвут сыромятную жилу

трущобное солнце детей оживило,
и прытко на грядке взошли огурцы.
И бабки под окнами – легче мышат...
Похоже – ещё нас со света не сжили
безбожные фабрики кривды и пыли,
державные логова угольных шахт.
И солнце над скверной – вот замысла суть,
которому нету земного названья. –
И это - живей и смиренья, и знанья
о том, что уставший успеет уснуть...



2.

И вот, - под слоем копоти угрюм, -
но твёрдости не изменив врождённой,
сквозь кавардак-бардак, шурум-бурум
иду я к цели, предопределённой

не мною, но, конечно же, Тобой,
стахановец и знаменосец Духа!
Под слободой крысиных нор забой
отбойным молотком клокочет глухо.

За Ирода грехи и за мои,
Ты воздаёшь мне больно и сторицей.
Но сквозь слои породы "Элои!",
сыновний зов, мне неизменно снится.

И не спрошу я в нём, зачем меня
средь гиблых терриконов Ты оставил.
Спрошу лишь только - скоро ль зеленя
апрельские ворвутся в бой без правил? -

Там, где, чернея, дыбясь и внахлёст
пейзаж разлёгся зимний, гол и долог,
где в шахту провалившийся погост
являет разом и общак, и ГОСТ
в смешенье чисел, шрамов и наколок...