Я не верю, что мог ты меня разлюбить.
Ты наверное умер — не больше, не меньше.
И, бросая цветы, толпы плачущих женщин
по неспящей земле шли тебя хоронить.

Да, конечно, ты умер. Иначе б не смог
без меня на своей сумасшедшей планете,
где нет ночи, и вечно галдящие дети,
пролетая над парком, клюют эскимо.

Где по кругу трамваи плывут и звенят,
где от края до края туман, но не боле.
Где светло умирать — и легко, и не больно,
отправляясь в эдемский заброшенный сад.

Осень... осень меняет на вдовий наряд
легкомысленность шляпки и ветреность платья,
прилетает, целует на камне распятие,
обрывая прохладной рукой виноград

забытья, отправляет в трагический рот
горсть за горстью, земля на губах закипает...

и уходит, тебя воскресить забывая,
да, конечно, ты умер. Но если... и вот -

жив, здоров, не пустеет в дому колыбель,
навсегда, насовсем ты с другою повенчан.
Бесконечную жизнь напророчу тебе.
Без меня. Бесконечную жизнь.
И не меньше.