***

Два голубя, два белых – в голубом,
над липами безлистными взлетели,
троллейбус пропыхтел, тараня лбом –
всю в заморозке – улицу апреля.

Бульвар, метро, его тяжёлый воздух,
забот и дел привычный разнобой.
А мальчик в синей куртке не по росту
гуляет увлечённо сам с собой.

А раковина города открыта
в надежде, что расщедрится весна,
и плещут звуки офисного быта
из всё ещё не мытого окна

туда, где небом – сладкою халвою –
нечаянно притягивая взгляд,
два голубя летят над головою...
Куда – скажи – куда они летят?




***

Чашка голубеющего неба
с облака топлёным молоком,
в лужах из растаявшего снега
голуби гуляют босиком.

Верится – светло и непреклонно –
и в твоём "за тридевять земель"
палочкой стучит по ксилофону
девочка весёлая – капель.

Серые детёныши на вербе –
лёгким поцелуем по щеке,
лёд бормочет горестно: "Ich sterbe",–
плавясь оловянно на реке.

Призрак расстояний невозможных
больше не пугает по весне,
счастье подкрадётся осторожно
и ладошкой хлопнет по спине.

Клок травы – нечаянно зелёный –
чёрную прикроет наготу,
сплетничают старые вороны –
моют кости рыжему коту.




***

Ты слышишь, как уходит жизнь от нас,
прикидываясь горем и рутиной,
хоть смыслом наделяет каждый час,
и милостью своей неотвратимой?

Но смысла неказистое зерно,
свершившимся запаянное прочно,
то падает на каменное дно,
то в пустоши заброшенную почву.

Смотри – его нетрудно разгадать:
лови свои приливы и отливы
и пестуй одиночеств благодать
и шёпот вдохновений прихотливый,

и даже в суматохе прободной
и дикой круговерти несвободы
он следует неявно за тобой,
мерцая через беды и невзгоды.

И ниточку спасенья ухватив,
из сумрака больного выбредая,
я чувствую неслышимый мотив
и медленно-счастливо наблюдаю:

у тополя промокшая нога,
у вечера щемящая огранка,
и прячут уцелешие снега
смертельную и тёмную изнанку,

и в топком небе нежится закат,
и воздух замерзает ноздреватый,
и тает бремя страхов и утрат,
и мы с тобой ни в чём не виноваты.