Она страдала. Тягостно зудела
ее, увы, ветшающая кожа.
Змея старухой не была, но все же
обновки тупо требовало тело.

Порой гляжу я не без удивленья
на собственные выцветшие строки.
У каждой мысли, рифмы, выраженья
свои, как видно, жизненные сроки.

Как той змее, что свежих одеяний
столь часто доводилось добиваться,
душе моей, лежащей на диване,
хотелось возрождения, новаций.

Я думаю, а может, все же зря я
терзания рептилии озвучил?
Она текла, колючки одаряя
лохмотьями судьбы своей ползучей.

Вот так и я. Взметнется сквозняками
стихов забытых вяленая строчка –
как будто неприкаянно на камне
души блеснет пустая оболочка.

Змея теряла прежнюю оправу,
страстей смертельных шину слюдяную.
А я? Не отскоблю ни седину я,
ни добрую и ни худую славу.