* * *


Тогда хотелось побыстрее
крылом ударить и взлететь.
Тогда моложе и острее
анапеста звенела медь.
Но оказалось, что для взлёта
нужней не пылкие уста,
но всевлюблённости работа
и самоедства правота.

Отдай единственное сердце
и жизни лакомый кусок –
и может быть, тугая дверца
раздвинется на волосок.
И луч огня в шагрень вонзится.
Но ты успеешь осознать,
что глупые, – другие! – птицы
умеют по небу носиться,
поскольку не умеют лгать...





* * *



Начистоту и начисто. Иначе -
не стоит шумом загрязнять эфир.
Ответ арифметической задачи
на бланке нацарапает кассир.
Но там, где под звездою властнолицей
сквозь мнимость чисел брезжит алгоритм,
опять душа, глагола ученица,
влагает смыслы в междометья битв.

И сквозь туман, где без ума, без чувства,
без рифмы гибнет проза ноября,
ей видится, что в слабости искусства
прицелы сил скрываются не зря...
Танцуют звёзды в линзе телескопа,
и Атлантиды сфинкс на зыбком дне
все десять тысяч лет и зим нон-стопа
подмигивает из глубин потопа
транжирящей наследие родне...




* * *


Время выпито. Крыса Тиберий
сладострастным удушен платком.
В полумёртвые очи империй
ветер севера хлещет песком.
Ветер пагубы сыплет в глазницы
чёрно-жёлтый червивый песок.
Вспыхнет полночь - гроза разразится,
синим пламенем срезав висок.

Хрип Калигулы, клёкот Нерона...
Ливень стихнет - никто не забыт.
Ночь нежна - ни клинкового звона,
ни любовного стона навзрыд.
Это длится протяжное время.
Пахнет долгом доспех вороной,
но пространство в соитии с теми,
кто бессмертному ливню родной.

Но и им, кто летит легконого,
в ком стихия звучанья вольна,
не дана привелегия Бога -
времена, тяготение дна...
Ни шумеры, ни Рим, ни сегодня
настоящих не скажут имён.
Письмена и слова - только сводня.
Посвящённый - смолчать обречён.