Павлов и его мама

Игорю Ивановичу Павлову

День, похожий на стакан с недопитым кефиром, встретил Павлова на скользкой ступеньке вагона мокрым холодом и об руку повел домой.
Павлов вернулся из командировки злой и голодный. Добравшись к дому, обомлел: окна темные, мертвое молчание. Дверь парадной сорвана.
«Света нет, — подумал, — свечки нет, спички неизвестно где...»
Развернулся и пошел к Лиде.

Лида открыла дверь, накормила Павлова, засунула в ванну. И ни слова не промолвила.

Чистый и сытый Павлов уставился на Лиду — она молча указала на диван и ушла в другую комнату.

Утром Павлов нашел на кухне завтрак под салфеткой и записку: «Поешь и уходи. И не приходи никогда».


Павлов поел и ушел. Думать, что жизнь не удалась, было мучительно.
Павлов открыл дверь своей коммуналки и обнаружил, что в квартире никого нет. И ничего нет. Только закрытая комната поджидала не съехавшего вовремя хозяина, да на общей кухне остались его стол, стул и чайник на уже раскуроченной кем-то плите. Прямо на полу стоял стакан из-под кефира, от него скверно пахло.

Еще неделю в сосредоточенном отчаянии жил Павлов в опустевшем доме. Потом сходил в жэк.

После этого тихо и потерянно прожил еще восемь месяцев. Дом рушился — сами собой выпадали, раскалываясь, стекла, с треском отскакивали обои, куда-то исчезали батареи отопления, краны...

Мир забыл о Павлове. Никто не приходил, не стучал в двери. Не звонил по телефону, который почему-то продолжал работать. Впрочем, Павлов не пользовался им.

Так что вроде и телефона не было, как не было электричества, газа, соседей, Лиды...

Павлов рассматривал отражение в зеркале: седой, мешки под глазами... Сердце и почки — все сразу полетело, тело стало рыхлым, и вены на ногах... Расстроился, лег лицом в стену. Не брился уже три дня... нет, пять. «И не буду», — решил, засыпая.

Проснулся оттого, что ничего не снилось. От пустоты в себе проснулся.
Вот в этот момент в дверь и постучали.

Вставил ноги в разболтанные тапочки. Повернул ключ, толкнул дверь. От двери, открывшейся наружу, кто-то отпрянул. «Всегда приходится отскакивать», — почти равнодушно подумал Павлов.

За порогом стояла мама.

— Мама... — сказал Павлов и заплакал.
Мама вошла, походила по комнате и легла на еще теплую от Павлова постель.

И Павлов понял, что пора сдаваться.

Он снял телефонную трубку, но опоздал. Гудка не было.

Мама лежала тихо, не шевелясь. Он боялся рукой потро¬гать, но все-таки потрогал. Ничего не случилось.

Павлов просидел возле кровати на стуле до глубокой ночи. И всю ночь сидел на стуле возле неподвижно лежащей мамы, которая светилась, как керосиновая лампа из детства.

Он представил эту лампу с маленьким колесиком в зазубринках и на штырьке, чтобы регулировать яркость, и пальцы его шевельнулись, подкрутив... Мама погасла.

За окном медленно светало.

Павлов решительно ни о чем не думал. Не побрился. Ушел на работу вовремя.

Все спрашивали — что это он, бороду запускает? Павлов молчал.

Поработал до обеда. А в обед побежал домой, распахнул дверь...
Мама жарила блины на Бог весть откуда взявшейся керосинке. Накормила его блинами и чай подала в комнату. Погладила по голове воздушной рукой, словно обдала ветерком из горячего фена...

И Павлов затосковал люто и безысходно.
Купил водки, напился.

Мама всю ночь сидела рядом с ним, как он тогда, когда она вернулась откуда не возвращаются.

Проснувшись, Павлов наткнулся взглядом на стакан рассола в маминой руке.

Он даже не пытался разговаривать, не трогал ее больше. Она к нему иногда прикасалась, по голове гладила.

Больше с постели Павлов не поднимался...

...Его нашли в понедельник, в полдень. Рядом с кроватью Павлова сидела старая женщина. Когда ее попытались поднять со стула, она исчезла.

Тихого и бородатого Павлова, не отвечавшего на вопросы, отправили в психиатрическую.

Поскольку Павлов объяснить про женщину ничего не мог, кроме того, что это его мама (собственно, он и этого не объяснял, просто звал ее: «мама, мама»), — решили, что это и была мама. А куда она делась — про это ничего не решили, зная, что маму Павлов похоронил лет десять тому.

Так и осталось невыясненным: что за женщина сидела рядом с выпавшим из ума Павловым, куда вдруг делась? Что вообще произошло с человеком?

...Как будто кто-то, в самом деле, может ответить на подобные вопросы...


...Я подумала, дописав рассказ: почему Павлов, а не Петров или Сидоров? Почему «выпал из ума», а не «вошел в другой»? И поехала в психиатрическую.

— Да, — ответили в регистратуре, — Павлов лежит у нас
в отделении. Обратитесь в ординаторскую к лечащему врачу.
Доктор спросил:
— А кто вы ему?
Ответила:
— Автор.

...Рассказ о Павлове и его маме доктор выслушал молча. Тоже удивился, почему Павлов:
— Вы что, все-таки знаете его?
— Нет. Покажите мне Павлова. Можно с ним поговорить?

У доктора взгляд стал странным, как-то рассеялся.
— Павлов аутичен, ну, не контактен, — сказал он. — Вы
не сможете поговорить. А описали вы его правильно. Он узнаваем — идемте, покажу. Мне не кажется, что вы морочите меня.
И мы пошли к Павлову.

В большой многоместной палате возле окна лежал мой Павлов. Лицом в потолок. Рядом с кроватью стоял стул.
— Стул мы не убираем, больной подолгу на него смотрит
и нервничает, если стул передвинуть.

Павлов повернул голову и посмотрел на стул. Пальцы его зашевелились.

— Колесико крутит, — задумчиво произнес доктор. — Я
все думал, что он делает; оказывается, фитилек лампы подкручивает, той, из детства...

Над стулом появилось свечение. Чем активнее подкручивали пальцы Павлова пустоту, тем ярче становилось свечение, пока не проявился контур сидящей женщины.

Мы с доктором посмотрели друг на друга. А потом на Павлова.
Павлов отвернулся к окну. За окном сгущались сумерки. В палате темнело.
— Прощайте, — улыбнулась я доктору.
— До встречи, — ответил он.

— Я думаю...
Но доктор прервал меня:
— Не думайте.
И, помолчав:
— Мой вам совет. И не пишите.

Ольга Ильницкая, 2012

Сертификат Поэзия.ру: серия 1083 № 93771 от 21.06.2012

0 | 2 | 1957 | 23.04.2024. 19:18:10

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []