Олегу Горшкову

Бражничать в прокуренном шалмане
с лицедейством, замершим на стенах,
как на сцене, где клеймит и манит
хрипловатый голос Мельпомены.

Зал играет жестом и усмешкой
с щегольством богемственной особы,
страны и эпохи вперемешку
заняты борьбой междоусобной.

И с юродивым за стол садиться,
драму разливая по стаканам,
мытаря, блудницу и убийцу
выкликать в безумии стеклянном.

Вечер приближается к развязке,
монологи портит и стирает
грим, и в междометиях увязнет,
и уснёт в просцениуме рая.

Время изготовиться с ударным
тостом и в чаду импровизаций
жизнь назвать неуловимым даром
и шутя от смерти отказаться.