Паутина мерцает,
полусумрак и шорохи, ворохи сена.
Как созвездья, пылины пылают в лучах,
проникающих в чрево сенного сарая
сквозь щербатые щели неструганных плах.
И звенит тишина здесь и нощно, и денно
на окраине рая.

В захолустье великом
лишь гудение ос под стропилами кровли.
Смоляные янтарные капли соча,
сохнут доски на балках. И горней музыкой
проливается древний напев скрипача -
на камнях, на былинах, поленницах дров ли -
вольно гимны пиликать…

Пой в краю глухоманном,
где в охапках примятых подсохшие травы
колко память хранят драгоценных ночей -
лепет губ и прохладные пальцы Татьяны.
И надкушенный плод, щёк зардевших красней,
всё мерещится в космах зелёной отавы,
в белой зыбке тумана…

День. В ковчеге дощатом
пахнет сеном нагретым, сосною и летом,
дверь распахнута, и веткой вишни шуршит
пробегающий ветер – шаманит, крылатый,
шевелит облаков снеговые ковши.
Степь колышет соцветья. И в осыпях света -
нежный щебет касаток