Пацакский Бог, твой древний пепелац
не движется над старым пепелищем,
он без кацэ ржавеет мятым днищем
в пруду дриад... Поёт печальный Кац
себе под нос вечернюю молитву,
и точит на ремне неспешно бритву,
и бреет запрокинутый кадык
соседу-забулдыге Иванову,
в котором Кац распознаёт Иову,
но тссс! – об этом Кац всегда молчит.
А Иванов, который как Иов
благочестив до печени циррозной,
сидит пред Кацем в кресле грациозно
и слушает, и слышит вечный зов
с высот небесных... Слышен клич козлов,
овец, мулов и прочих всяких тварей
на тучных пастбищах... Лениво стайка туч
купается в закатной киновари...
Идёт кино в соседнем кинозале
про то, пацакский Бог, как ты могуч,
как перед твоим величьем несказанным
цветы откроют лица на заре...

Кац с Ивановым водку льют в стаканы,
и время жизни в капсуле нирваны
застыло, словно муха в янтаре....