седая, ранимая, ангел-хранитель,
ты – как панагия из рамы окна –
трехперстием тьму прошиваешь, как нитью,
со мною и небом соединена;
вбегаю под вечер совсем не молиться
в неяркую келью,
погоню кляня;
заваришь молчального чаю с мелиссой,
терпенья псалмом исцеляя меня,
и скрытой тревогой, что в трубке щекочет,
когда впопыхах вечерами звоню
в твое одиночество; знает чехольчик
для мутных очков, сколько было на дню
царапнувших слез и отчаяний даже
пред сквернами века; спасибо за стыд,
что чувствую остро, кругом – распродажа,
растет оборот ее горький; прости,
что сердце, глаза и суставы все плоше,
и кажется – ринулся мир в никуда,
что время, как фурман поддавший на площади
летит, не щадя ни колес, ни кнута...

Господь, не гони в суете, помоги мне
не кануть, встречая зазубрины дна;
спасибо, что путь мой хранит панагия,
святая и светлая, словно луна.