Этот старик, троцкистов громивший,
столько построивший и воздвигший,
жизнь прожил и вправду не зря.
В коммуналке строго и чисто.
Упорядочен до неистовства
день с подъёмом в 5.30 утра.

Всё, что ставилось ладно и связно,
было как будто века назад.
Подломились такие сваи,
распаялись такие спаи,
что понять ничего нельзя.
Он, последним в живых оставленный,
не простит себе никогда
то, что мало врага давил он;
что, — калёный, жжёный, оплавленный, -
не увидел, не уследил он —
и такая теперь беда.

Пишет он письма в одну редакцию.
Мысли сбивает реклама дурацкая,
но конспект всё ближе к концу.

И солёная, злая фракция
скупо течёт по его лицу.

1991