Под пером Нади Рушевой
юный хохочет Пушкин,
а рядом унылый Кюхля, а это, наверно, Пущин,
а вон подслеповатый Дельвиг,
и, конечно же, множество Делий
босоногих,
летящих, словно лебяжий пух,
а мои приятели, звавшие меня Дух,
канули в вечность,
где Пушкин ласкает слух
или Гомер, а может другой аэд,
и тает и тает их отпечаток, след
в этой жизни, где другие поют кумиры,
обращаясь к городу Глупову
и такому же миру,
кружат и кружат на бэхе в своём районе,
шумят и трезвонят –
всё, пожалуй, спасает ирония,
которой вы тоже не были, помню, чужды.
А у меня растёт внучка –
это такое чудо! –
строит рожицы, раскатывается на качелях,
и хоть жизнь уже прожита –
а всё таки не плачевна!