* * *


Мой друг Степаныч, Виктор Черномырдин,
не лез за "шуткой юмора" в карман.
Наперстник "Правдин" и наследник "Искрин",
он в ящике стола держал наган -
подарок Министерства шила-мыла
к одной из важных вседержавных дат.
Но красного словца его посылы
точней лупили в цель, и свод цитат

остался жить - отнюдь не пережитком,
но правдой-маткой явей-полуснов...
Крутясь крутым яйцом в бульоне жидком,
он к статусу хранителя основ
сумел добавить дар творца традиций,
всесилья секты газа и нефтИ,
и дар чутья объёмных инвестиций...
Хоть задний ум родимый впереди

сошедшего с пути локомотива
ещё, казалось, брезжил, но Труба
прошла сквозь всё живое, молчаливо,
сминая в прах и отчие гроба...
И Разинским, и разночинным стругом
пахан-партиец, муфтий нефти плыл.
Но я его своим считаю другом,
зане никто иной меня не крыл

столь пенистой пузырчатостью слова,
как та, что вдруг забулькотела в нём
средь киевского бала наградного:
"Пиши! А мы, ей Богу, всё прочтём!"
Да будет так. Покойся с миром, чёрный
и белый углеводородов маг!
Я помню обаятельный, проворный
фарфор улыбки и пожатье-взмах

твоей десницы, лапы экс-премьера,
подарок флибустьерской пятерни...
Моё - со мной: травы и лета вера -
прямые стебли сквозь кривые дни.
И ты, вальяжный жук, мне впрямь напомнил,
как быстро глохнет славы лабуда!
Степаныч, кто в охотку пОжил-пОпил,
да почивает, воронёный сокол,
да будет там - вне здешнего Суда...