Это было недавно... до принуждения Россией Грузии к миру.

Понять пространства внутренний избыток
О.Мандельштам.


Между Западной Европой и Японией, по торговому маршруту Великого Шелкового Пути – на Потийской набережной, пахнущей кофе и не пахнущей морем, стояла серьезная Ирина Барметова, говорила слова: «наш фестиваль «Шелковый Путь Поэзии», поэзия без политики, новый диалог творческих поколений России, Грузии, Украины…».
Слова сплетались в историю, о которой узнавали тот час в Батуми и Москве, Одессе и Тбилиси – потому что говорила Ирина в микрофоны телекамер. Хулиганил ветер, трепал золотистые прядки, лохматя прическу. Ирина смеялась, за ладошку пряталась от внезапного дождика.
Мы радовались, что Барметова фестиваль придумала, и всё удачно связалось шелковым узелочком. Сначала в Одессе, где фестиваль открылся, и мы бродили по городу гуськом за Борей Бурдой, а он «пролистывал и прочитывал» нам Приморский бульвар с Дюком и Пушкиным, Дом Ученых с замечательным внутренним двориком графа Толстого - о, миниатюрная театральная сцена под созревающими каштанами! А какая лестница винтовая привела нас к белому роялю, помнящему гениальные пальцы Листа! А Дерибасовская с бронзовой скамейкой, с вальяжно рассевшимся Лейб Вайсбейном?! Если на него глядя, руку с копеечкой протянуть к таксофону, рядом стоящему, то Лейб надтреснутым утесовским голосом оповестит: «Есть город, который я вижу во сне, о, если б вы знали, как дорог…».
Одесса вошла в нас, чтобы позже очнуться памятью – с «одесскими штучками» и речью неподражаемой: « Мама, поставь этих цветочков в вазочку»!
Приятно вспомнить наше большое выступление в Украинском театре - семьсот человек в зале! (как в шестидесятые годы ХХ века, надо же!).
- Никогда б не поверил, если бы своими глазами со сцены не увидел, сколько одесситов в зале сразу и надолго! - восхитился Игорь Иртеньев.
А далее…
Штиль черноморский! Изломанный берег Крыма, проплывающий мимо самого большого в мире парома «Грейфсвальд», как - бы замершего внутри горизонта. (Удивило – когда море вокруг, а берег – едва намечен, и вообще исчезает, паром оказывается внутри горизонта, замкнувшегося кольцом, и вроде неподвижен, а то, что он всё-таки идёт от порта Ильичевск к порту Поти, так потому только, что Земля вертится, и нет никакой физики, а сказка сплошная!).
И вот после слов прекрасных: «Земля!», «акватория!», «причал!» - стоит на Потийской набережной Ирина, рассказывает о задачах нашего фестиваля журналистам, и вместо запаха моря – запах крепчайшего кофе! Очень горького. Как слова грузинского журналиста о том, что мы – первая делегация из России на грузинском берегу за долгие годы новой жизни. Что подросло поколение ребятишек, не понимающих русской речи.

…И нависла древняя стена замка царицы Тамары, вознесенная над дорогой Поти – Батуми, рядом – храм. Я поднимаюсь по крутой тропинке - отсюда, с холма, вид на модерновое здание шахматного клуба, наш автобус, телевизионщиков, снимающих ребят: поэты руками размахивают, что-то, перебивая друг друга, рассказывают – смех доносится…Слепой дождик моросит. Где-то там, за поворотом и дождиком – такой же древний, как стена замка - Батум.
Чуть погодя, мы войдем на подворье Архиепископа Потийского и Хобского, и отец Григорий благословит наш фестивальный путь.

Мы пьем монастырское вино, и ложками едим кофе капучино. Отец Григорий сказал:
- Даже в пост можно, особым способом приготовлено!
Попросил почитать стихи. Вдруг узнали, что Архиепископ тоже когда-то, пока светской жизнью жил, стихотворстовал. А теперь вот «…послушать рад, ибо ничто так не объединяет людей, как слово молитвенное и слово поэтическое». И согласно кивнул строчке о том, что поэт – «…цвет с ладони Божьей» (О.И.)
Инга Кузнецова, Игорь Иртеньев и Максим Амелин читали – а монашки и монахи с лицами просветленными внимали. И мы внимали – здесь, в резиденции Владыки, восприятие обострилось, слух утончился…
Когда же автобус вновь подхватил нас, и море оказалось слева, а горы справа, и дождь набрал силу, различили в его шуме мелодику ритмов Гаги Нахуцришвили и Зураба Тивелиашвили, и Давида - Дефи Гогибедашвили, и Давитая Палуна…
Кто хочет понимать и «Знать пространства внутренний избыток» (О.М.) – тому хорошо и правильно учиться на себе. И тогда он не станет щадить себя, приняв в себя правду жизни…
Тогда он сможет сказать: «Фестиваль «Шелковый Путь Поэзии» - это способ шитья «поверх ткани». А ткань – разорванные лоскутки республик, такие политические тряпочки, - шерстяные грузинские, конопляные украинские, льняные российские. Поэтам сшивать их «стежок-по-за-слово», чтобы живая рубашка получилась и, как живая вода, воскресила бы погибающих в ущельях и на мостах, там, где фонтанчики от пуль красным на лоскутки брызнули.
Меня потрясла история молодого грузинского поэта. Мы с ним танцуем, и он рассказывает:
- И тогда я туда прорвался, в парламент, и стал читать стихи…
Понимаете, идет революция, со своей логикой хаоса тьмы и светом надежды, а поэт словом пытается гармонию жизни восстановить. И стихи превращают его в героя революции.
И вот это пассионарий вальсирует со мной.
- Прочитай, прочитай мне, что тогда читал!
Зураб наш танец остановил, стал читать. Гибкий, горячий, красивый – он кричал стихи на грузинском, с лицом неподвижным от страсти и гнева, и я сказала:
- Не хочу! Не хочу, чтобы тебя убили.
И вдруг грохнуло, словно выстрелы – это лабухи тяжелый рок врубили. Мы с Зурабом под него – станцевали.
- Зураб, - сказала, – ты свою революцию совершил не политическим способом, а поэтическим.
Но он, горячась, сказал, что еще предстоит драться, и он – готов!
Долго мы потом разговаривали, в обнимку свесившись из окна в батумскую ночь – о войне, мире и поэзии, и о том, что поэзия всегда рифмует смерть с любовью, а кровь с жизнью. И тем спасает жизнь от смерти. И я, русская, понимала его, когда он, забывшись, взволнованно переходил на грузинскую речь.

На борту парома «Грейфсвальд» - нашей обжитой территории Украины под флагом Грузии, где звучала русская речь, сплетаясь с грузинской и мовой, мы пели, пили, говорили много. И стихами тоже. …И молчалось нам хорошо… А когда молчали - наступало небо и море, и летали между – дельфины. И спасательные лодки с поэтами на борту (нас тренировали сопротивляться террористам). На всякий случай. На море быт и бытие жестче переплетены, чем на суше. А реалии жизни, вне поэтической речи, и на берегу, и на море бывают одинаково некрасивы. Я вот капитана нашего спросила:
- А пираты сейчас есть?
- Есть,- ответил капитан, - но Бог миловал нас, - не встречались.
Но не только, не только трудное - видели и знаем мы. Да, «За толстыми коровами следуют тощие, за тощими – отсутствие мяса» (Г.Гейне), этого везде сегодня достанет. В Грузии тоже. Но это – наладится, поправимо. Войны и революции, президенты и невнятица выборов, свобода терпеть и свобода ненавидеть – случаются и происходят, а добрые люди в своем стремлении к миру и нормальной жизни – неостановимы. Этого и в Грузии, и в России, и на Украине – более всего, а прочее – отойдет. Поэты – предвестники наступления этого иного. И однажды, кто-нибудь из поэтов фестиваля, далеко от запыленных солнцем и ветром дорог остановится, оглянется, вспомнит – шелковую нить, связавшую узлом поэзии Россию, Грузию и Украину, и выдохнет:

… «В Москве и в опечатанном саду
Стоит стихотворение, как ангел».
Дмитрий Веденяпин.

… «И степь обрастает заснеженной речью чужой
как ветка огнем как душа обрастает душой».
Ирина Ермакова.

… «Мы движемся к огню небытия
Под разговоры: ровный огонек –
Беспафосный, трагедия в остатке,
И что бы ни случилось,
все в порядке,
Вот почему никто не одинок».
Виталий Науменко.

Мы вернулись в Москву, а «Шелковый Путь Поэзии» - длится, поджидает нас…

15 августа 2004.

Опубликовано в журнале:
«Октябрь» 2004, №10: http://magazines.russ.ru/october/2004/10/sh15.html




Ольга Ильницкая, 2011

Сертификат Поэзия.ру: серия 1083 № 86416 от 02.04.2011

0 | 1 | 2527 | 29.03.2024. 18:09:08

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []


Ольга, для меня война между Россией и Грузией стала личной трагедией, может это и глупо...
Был в Грузии давно, ещё студентом, ходили в горы.
Возвращался один с середины маршрута. Незнакомые люди: от фельдшера в горном селе, до начальника железнодорожного вокзала,
кажется в Кутаиси, помогли мне, достаточно было сказать: "студент из Ленинграда".
Где-то через год после той войны, начал писать стих, так и не получился до сих пор, поэтому не вывешивал.
Ваше личное - человеческое, что и объединяет всех нас, заставило о нём вспомнить.

Кровник*

Были танки в Праге,
Были в Будапеште,
Где гремят их траки,
Друг ты мой, кромешный?

Всех нас воспитали
На великой цели –
С юга на Цхинвали
Грады полетели.

С севера на Гори
Бомбы и ракеты.
Где чужое горе
Брат ты мой, отпетый?

Под тельняшкой пыльной
Крест нательный спрятан,
Под крестом могильным
Кровник мой, заклятый.


*
тот, кто является кому-либо родным по крови; родственник.

тот, кто находится с кем-либо в отношениях кровной мести; кровный враг.