Что-то классическое и умирающее, как лебедь, плывет из колонок
и теряется в красных горах, отразившись от бассейна и отельчика, окрашенного предпоследним лучом.
А мы жмемся к барной стойке, тянем ниточки из соломок
и говорим взахлеб о важном, об очень важном…
Ни о чем.

Нет темы важней, чем эта – Ничто… И потому так беспечно
мы откладывали ее, откладывали… как будто этот слепящий диск ввысоке,
пущенный еще греками, зависший в зените птицей, не отбрасывающей тени, будет парить над нами вечно
и не завалится по дуге

за тот гребень. До него еще падать пол-ладони, но уже не греет и светит так декадансно!..
Уже полтора пальца… Зябко дрожим голою бронзой плеч. И, как озноб от коктейля, каждого прошибает, что он – один, хотя и среди людей…
Один!.. Один бренди! Четыре виски!.. И танцев! танцев!
Танцев маленьких лебедей…
Танцуй, милая. И пой: Yesterday!..

Оранжевый лебедь скользнул крылом по лицам, пролетел над дорожкой - и через залив, к другому берегу!
Камень остывает, как тело спящего. На серой фотке той стороны гирляндой проявляется горный серпантин.
А в номерах, как рождественские свечи, зажигают телеки,
и каждый думает, что к нему придут, и он не будет один.