Я скорняк драгоценных мехов, позабывший волнение стада,
Я безвестный хранитель глазниц, лобной кости своей господин,
Известковую душу грехов полощу в чешуе водопада,
И случайную быль небылиц наношу на лохмотья картин.

В ремесле скорняка я ценю запах леса и дикое мясо,
Сумасшедший нарост на овечьих глазах да пушнину зверей,
В протокол занесите стихи приговором последнего часа,
Чтоб строку выбирать черной ласточкой круглых бровей.

Нет, позвольте с повесткой судиться, присяжные веки откроют,
Чтобы век разбудить, его спящие яблоки рвать…
Как нелепо ягнят полюбить и бессрочной весенней порою
Огрызком стареющих дней волчью спину с надеждой чесать

Я скорняк драгоценных созвучий, день творю из ребра и ночью его зажигаю,
Чтобы склоны свечами заполнить и волненье стряхнуть, как вину,
Чтобы водами горных излучин по темени века стекая,
О сосудах в земле не напомнить и о казни не думать в плену.


***
Шьются швы черепные, чтобы воздух нащупать гортанью,
Набирается властью и чувственной горечью рот,
Позвоночник впивается в ребра жестоким братаньем,
Чтобы сердце унять и хранить до разрыва аорт.

Век растет на убой и детьми запасается - данью,
Океанская соль настигает слепящей грядой,
День страдает одышкой, безволием тяжким тираня,
А глазницы морей наливаются новой бедой.

И бунтарская кровь овцеводов стечет на скрижали страниц,
И по трещинам губ век прочтет невозможность сетей.
Эти веки с наростами дней отступают, чтоб выдохнуть птиц,
Этот воздух, ворованный нами, дарует рожденье детей.


***
До косточек исхлестан виноградник,
Халды - балды, поедем в Эривань!
Стежок к стежку - из строчек шьется ватник, -
У пасынков - не шов, а филигрань.

Халды-балды, я больше не китаец!
Зеленые селедки - на гербах.
Вмурован выдох в стих, и звук - скиталец
Приют найдет на вырванных губах

Из каменных сапог сочится время,
Халды-балды, на посохе -рука,
И хриплых строк измученное темя
Обмоет глиной горная река.

До косточек, до жилок, из металла
Портные шьют и путают холсты,
Я - только тень китайского Дедала,
Халды-балды, мой друг, халды-балды…


****
Муравьиный нарком, шинель падает с плеч,
А глаголы - верхом, чтобы выдохлась речь,
Но чеканит щедроты начальник ногтей,
И в мошонках ссыхается семя людей.

На Ильинке вожди ходят ночью кругами,
А слова, как поступки, гремят кандалами,
Упразднен горизонт, и тоска Арарата
Отплывает к гробам не уснувшего брата