1.
Проясняется памяти
Дальнее поле.
Озаряются дни
Затуманенных лет...
Косит сочные травы
Родного раздолья
Под забытую песню
Не умерший дед.
Здесь под солнечным кругом
Шлифуются слитки –
Золотые,
Шершавые слитки стогов.
Их, оставленных в поле
Под черной накидкой,
Стережет старый лес
От осенних ветров.
Здесь, под вечную песню
Воды родниковой,
До сих пор плачут ивы
В полуденный зной,
И вечерний туман
Белобокой коровой
Жажду сохнущих трав
Утоляет росой.

2.
...Табун гнедых и вороных
Аллюром –
Бег туч по-над обрывом…
Возглас: «Юра!..
Гроза!..
А ну домой!»…
Безумный град.
И я лечу, лечу, по кромке лета –
В начале самом – по живому цвету,
Расстрелянному походя грозой,
Как лист, от вишни оторвавшись рано,
Стремглав с обрыва – в омут головой!..
Жизнь – череда падений...
Плачет мама.
Утешить – чем?..
Сквозное: «Боже, мой!»...
Плоды добра спонтанно понимая,
Зубрю: «Люблю грозу в начале мая!..»

И льётся тихий несказанный свет, –
Забвения ему и смерти нет!..

3.
Звёздный цвет опадает. Летят лепестки…
Превращается лепет наивной тоски
В слово – высшую форму кручины -
Без особой на это причины.
Просто ясное гибнет… Тьма душу сечёт…
Просто умер в мальчишке поэт-звездочёт
И проснулся свидетель печали,
Не забывший, что было в начале.