Опаньки!

Опаньки!
- Опаньки! Маманя! А я думаю, кому не спится в ночь, и все такое прочее? – Женька душевно рыгнул свежим пивком и добродушно посторонился, пропуская тещу внутрь квартиры, – ну, проходи, скидавай одежу, у меня тут, правда, не прибрано маленько, так что, звиняй, не ждал и все такое прочее.
- Ну, здравствуй, Женя, – прошелестела Клавдия, тяжело стаскивая с плеча корзинки с деревенской снедью, перевязанные между собой холщовой тряпицей, – ты уж прости, что так поздно, – виновато добавила она, скидывая потертый зипунишко.
- Нормальный ход, маманя! У меня как раз прием, и все такое прочее! – загрохотал Женька и сгреб Клавдины корзинки в угол.
- Ой, – вскинулась Клавдия, – яйца, яйца аккуратнее! На кухню неси корзинку, да сковородку дай, яешню сварганю.
Клавдия поплелась за Женькой на кухню, спотыкаясь впотьмах о разбросанную повсюду обувь.
- Ну, знакомься, маманя, – взрычал Женька, – это Галя.
Галя сидела в Катькином халатике, разверзтом на грудях, и пьяным глазом косила на Клавдию.
- Здрасьте, маманя! – заорала Галя и полезла, было, Клавдию лобзать, но та с достоинством отстранилась и строго спросила:
- Где Катя?
- Катька в трансе, – промыкал Женька, зажевывая кусок деревенской колбасы.
- Как? – Клавдия осела на сальную табуретку, губы ее побелели, пальцы вцепились в ворот деревенской кофты.
- Ты че, маманя? – встревожился Женька.
- В каком таком трансе? – упавшим голосом прошептала Клавдия.
- В МосГор, – заржал Женька, – вернется сейчас.
- Ага, мы ее тут ждем не дождемся, – молвила Галя, соскальзывая со стола локтем.
- Женя, а Галя кто? – чуть успокоившись, спросила Клавдия.
- Дык, подружка Катькина, лет десять назад познакомились на югах, – пробасил он, упихивая шматок сала в холодильник.
- Откуда сама-то, Галя?
- С Улан-Уды, маманя, – прокашляла Галя, заталкивая чадящую сигарету в переполненную пепельницу.
- И надолго в Москву-то?
- Да нет, – махнула рукой Галя, – сына вот привезла в школу для одаренных детей. Скрипач он у меня. Вундеркинд. Говорят, достояние нации, – с пьяной гордостью ответила Галя.
Дверь на кухню тихонько приоткрылась и в проеме возникла всклокоченная голова белокурого мальчонки лет девяти:
- Мам, – затянул малец, – пить дай.
- Какой тебе пить? Нальешь еще в постелю, – осклабилась Галя.
- Не, мам, я здесь попью, в постелю не понесу, – загнусавил мальчишка.
Женька хохотнул и протянул ребенку стакан воды:
- Пей, не пролей! – ласково баснул Женька, глядя на парнишку.
- Это этот, что ли, достояние? – с любопытством спросила Клавдия.
- Он самый – Кирюшка, – ответила Галя.
- Где Катя? – спросила Клавдия, в упор глядя на Женьку.
- Ушла она, маманя, – усмехнулся Женька, – полгода как.
- Бог с тобой, Женечка! Что ты? Что ты говоришь? Как ушла? Куда? Куда же ей идти?
- Другого завела, – коротко пояснил зять, – иди, маманя, отдыхай, и все такое прочее, завтра все.
Клавдия тихонько вышла из кухни и пошкребла в дальнюю комнату стелиться. Изворочавшись и вздыхая, она никак не могла умоститься, все вспоминая вихрастую головку мальчишки, мучаясь жгучей и странной догадкой. «Катька-то, Катька – ни словечка! А эта – пьянь блудливая, с достоянием своим обоссанным, да на Женьку, как две капли! Срам-то какой!», – Клавдия всхлипывала, глотая обиду, тискала в лифчике деньги, вырученные за дом: «Дура, вот, дура! Куда же мне?» Она промыкалась до рассвета, то ругая, то жалей непутево-бездетную свою дочь, проклиная себя за проданное жилье, тяготясь теперь уже чужим московским домом.
Мягкие звуки скрипки качались на занавесках, струились по стенам то вверх, то вниз, бились в весеннее, залитое утренним солнцем окно, дрожали блестками на Клавдиной старенькой кофте, небрежно висевшей на спинке стула, стучали в висках, трепетали где-то в горле, в груди, сжимали сердце тоской и восторгом, протяжно и нежно проникая в мозг, в душу, во всю Клавдину плоть.
- Боже мой! Господи! Чудо! Чудо, какое! – шептала Клавдия, поспешно вдевая босые ноги в тапки.
Свежая Галя, в нежно-лиловом шелковом платье шкварчала сковородкой у плиты, деловито орудуя ложкой. Трезвый Женька сидел за столом, обхватив ручищами косматую голову, слеза медленно катилась по щетинистой щеке.
Кирюшка, весь залитый солнцем, в смешных сатиновых трусах, стоял посредине кухни. Глаза его были прикрыты, брови приподняты, он чуть покачивался в такт аккордам, забирал ловкими пальцами все выше, выше по грифу, выворачивая свою детскую душу, обожженную пламенем таланта.
Клавдию нашли в полумраке коридора, она лежала на боку, неестественно вывернутая нога, обнаженная до колена, светилась неприличной белизной.
- Опаньки! Маманя! – грохотнул Женька, кинулся распустить Клавдии ворот халата. Хрустящие купюры поползли из-под его пальцев, устилая Клавдину бездыханную грудь.

Ирина Пантелеева (Свечникова), 2010

Сертификат Поэзия.ру: серия 520 № 82871 от 04.10.2010

0 | 2 | 1974 | 19.04.2024. 04:54:51

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []