Джазовая импровизация

Многоногое чудище джаза
переваливается по клапанам, раструбам, столам
своими синкопами, слушателей держа за
галстуки и манжеты. Чуть не сто ламп

отражаются в саксофонной латуни,
кружатся фейерверком зноя, похоти, тоски
на оси диксилэнда. В музыкальном раю ли, аду - не
одно пьяное сердце виниловым диском разлетается на куски.

Чудище вздрагивает нотами-ногами,
пошатывается, кажется, сейчас упадёт
прямо в ночь, завалится на бок, распадётся на гаммы
в пентатоническом хаосе апокалипсиса. Но вот

одним резким скачком марала
чудный зверь выправляется, торжествует, даёт посмотреть
всем собравшимся на поминки, что только играл он
с миром, как с леопардом, в собственную смерть.

Дробь барабанов, лязг тарелок,
стук как гром, дрожь как дождь
по коже, по жести, мурашками по телу
вечное соло. Не ударник - вождь атакапа, пришпорив лошадь,

мчится в фиолетовый горизонт Миссисипи
напрямик через прерию, мимо Нового Орлеана, как
мимо будущего, опережая слова и мысли или,
наоборот, претворяя их в очередной стихотворный пустяк.

Жизнь, мы были близки с тобою
этим вечером. Остальное не так уж и важно - где,
с кем. В протяжной задумчивости гобоя
страсть оправдывать и таить. В ослепительной наготе

растворяться лунатиком, счастливцем, глупцом. А после
ткань прерывистого дыханья на облезлые лоскуты
рвать... Кругом полифония джаза, ну так авось ей
удастся высказать то, что не расслышала ты.

Остаётся вновь укутаться в ворох
воспоминаний - эти обноски славно греют шута
в заигравшейся осени. Под занавес трубного разговора
с саксофоном - на безмузье - признания рюмке шептать.

Но ни капли жалости! Ведь на сцене
только джаз. Полоумный рояль вырывается из-под рук
пианиста. Как он в этой горячке ценит
каждую из восьмидесяти восьми своих чёрно-белых подруг!

Вот он клавиши рассыпает, как сорго,
меж ленивых ценителей и невыспавшихся зевак
в удобренных креслах, готовых вынести этот сор до
антракта с буфетом. Добрый знак,

что тапёру плевать на слушателей. К чёрту
он давно их послал бы, но неповторимая эта игра
забирает его целиком. Каждый ход, каждый такт отсчёта
на доске одиночества поневоле любвеобилен и краток.

Наконец, всё ревёт, наслаждается, бьётся в жажде
невозможного здесь экстаза. Будь у музыки кулаки,
она в щепки вселенную разнесла бы однажды,
а затем сочинила новую. Где ни зги

не видать рассудком, но повезло
с гневом, яростью, счастьем. Где зовут как
провожают в партитуру финальной любви, - без слов,
чистым хроматическим апофеозом звука.

Евгений Коновалов, 2010

Сертификат Поэзия.ру: серия 1099 № 82413 от 07.09.2010

0 | 6 | 2657 | 23.04.2024. 10:35:38

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []