не выразить медвяный запах липы,
и раскадровке памяти невмочь
запечатлеть листвы глухие всхлипы,
которыми подрагивала ночь,
когда походкой скупо-вороватой
нащупывал знакомую тропу,
и белый тополь лапою мохнатой
ронял на плечи лунную крупу.
сухой камыш песочными часами
шумел окрест, и пруда берега
осипшими больными голосами
перекликались – чуяли врага
в непрошеном движеньи человечьем,
в неловком жесте брошенной руки,
в небрежно задеваемой предплечьем
густой осоке, отзвуке строки.
и вся природа слушала тревожно
как поступью пугливого зверька
шел человек, чтобы потом, возможно,
забыть его совсем… наверняка.