Она стояла и курила,
облокотившись о перила
смотрела на воду и дым
летел с кормы к истоку речки:
туда, где струйки и колечки 
роятся над пережитым

и в сумерках июньских тают.
А чайки хлеб из рук хватают;
бросаю, стоя на борту;
я понимаю: хлеб – не рыба,
но слышу: страстное спасибо
они роняют на лету,

как могут – стало быть по-птичьи.
Ах, эти огоньки девичьи,
о, эта дымчатость в глазах;
я не курю уже два года,
придётся – что-то про погоду,
погодка же – увы и ах.

Вечерний бриз и хлеб потрачен,
но занавес ещё прозрачен
с эмблемой чайки. Бенефис
одной скучающей актрисы;
за горизонт ушли кулисы,
как только бакены зажглись.