Где летая верхами, где в травах бегом,
где ползком по сокрытым в торфяниках лазам
на больную страну наступает огонь,
методично, как будто имеющий разум.
Так война пожирает шеренги солдат
и решает, кому в её пламени выжить.
Словно скверну, с которой нам не совладать,
некто свыше решил окончательно выжечь.

Жаркий воздух становится горьким, седым,
и разносит повсюду пожарища запах.
Выгорают глухие деревни, но дым,
уползает к столичным пределам, на запад.
И Москва, примостясь на российском горбу,
не приучена жаждою пить из копытца,
вдруг поймёт: эта сила видала в гробу
прорву денег, которыми не откупиться.

Равнодушное, смутное солнце – палит.
Эту землю когда-то так орды сжигали.
Горе, горе! – разносится вопль с пепелищ,
сквозь сплошную завесу клубящейся гари.
Если горе – то горе для всех и везде,
горе в том, что в пространстве разброда, раскола,
только в самой огромной и общей беде
вновь народом становится стадо людское.