От поздней осени пунцовый,
был день закатом завальцован.
Под тенью тюля свет лепился.
Трещал трамвай по Кантапинской.

Перехватив дыханье бриза,
из подворотни пахло рисом,
и брынзы лакомные брызги
искрились весело, как визги

чугунных роликов. Поддато
армянский вагоновожатый
утюжил рельсы, еле-еле   
сверяя лемму параллелей.

Давали сорок дней в палатке -
за горьким перцем перец сладкий,
и круто преломляла кинзу
высокоградусная линза.

Казалось, будто целый город
сейчас закладывал за ворот,
пока чувак, дымящий Примой,
трамваем проносился мимо…

А на рассвете, рано очень,
вставало солнце тихо-молча,
чтоб ворковала миру птаха
на просторечьи Карабаха.