Башмак Эмпедокла - 21

Я снова обратился к газете, где вычитал, что еще до телевизионной беседы лауреат говорил по японскому радио (чем не чайная церемония?!), где его по-русски пытали о влиянии дзен-буддизма на российскую прозу, поэзию и рыночную экономику. Померещенский доложил, что дзен пустил в России глубокие корни еще в незапамятные времена, о чем говорит старинная поговорка: слышал дзен, да не знает, где он! К сожалению, последующие поколения заменили дзен на звон, хотя почему к сожалению, возможно, российский звон и есть дзен. Беда в том, что стали понимать не скрытый, мистический смысл, а действительно звон, отчего в России произошли необратимые неприятности, когда колокола переливали на пушки, ибо глухая публика переставала слушать волшебный звон. При сем поэт попросил тишины, после чего заслышался легкий звон, и поэт объяснил, что он пощелкивает пальцем по Золотому Мотыльку. И тут он поведал о своем паломничестве на священную гору Фудзияма, ибо был ему знак, что между ямой Фудзи и кратером Этны должно быть глубинное сообщение. Ему одному было явлено, как это установить, и он получил-таки возможность удостовериться в этом: на вершине Фудзи он обнаружил второй башмак Эмпедокла! Как же выглядят башмаки Эмпедокла, заинтересовалась японская сторона. Померещенский засмеялся, посетовал, что башмаки нельзя передать по радио, и посоветовал обратить внимание на известную картину Ван Гога, где изображены похожие башмаки.
Где находится эта Этна, заинтересовалась японская сторона. Померещенский объяснил, что в Сицилии, тут испугались японцы, но потом поняли, что Сицилия все же часть Италии, и они заинтересовались, нельзя ли через это подземное сообщение наладить доставку уже не реликтовой, а модной итальянской обуви в Японию, японцы же взамен могли бы протянуть в Италию свою фотопленку, она бы не засвечивалась в темноте, так что ее можно было бы свертывать и упаковывать уже в Италии, это взаимовыгодное предложение. Померещенский обещал подумать об этом, выяснить, не будет ли это подземное сообщение горячей линией, слишком горячей для фотопленки, но он обязательно проверит все это во время своего грядущего паломничества на Этну. Японцы в знак вежливости сообщили Померещенскому об ожидающем его сюрпризе: скоро он получит груз из Японии, эту будут его фотографии, сделанные разными японцами в разное время в разных точках планеты, когда они внезапно натыкались на великого человека. К сожалению, груз столь велик, что не мог быть отправлен воздухом, вот и придется ждать, пока он будет доставлен поездом через Сибирь, и если груз запоздает, то лишь по вине поклонников великого человека, которые рассматривают этот поезд как передвижную выставку. Померещенский очень обрадовался и сообщил японцам, что он как раз торопится к художникам по поводу обсуждения его облика.
В центральном Доме живописцев, куда он успел как раз к обсуждению вопроса, согласится ли он дать добро на изображение его неуловимого облика на новых денежных купюрах, его поначалу не узнали, чему несказанно обрадовались. Ведь именно эта неуловимость его облика, лица необщее выражение, схваченное удачно коллективом богомазов нового поколения, сделает практически невозможной подделку казначейских билетов. В то же время широкие массы, не очень довольные предстоящей денежной реформой, смягчатся, увидев на новых деньгах любимое лицо. Чтобы не ломать голову, кем еще украшать твердую, наконец, валюту, решили остановиться только на Померещенском: на мелких купюрах – лицо, на более крупных – лицо, но уже в шапке, на червонце – поясной портрет, а на сотне уже в полный рост и в башмаках.
Правда, кто-то из развязных молодых авангардистов предложил воспользоваться единственно башмаками, чтобы купюры были соответственно достоинством в один, два, три и более башмака, тогда и народ путаться не будет, и обсчитывать будет труднее, а сам символ башмака будет закреплять идею успешного бега денег от инфляции.
Наконец, в клубе Соборной лиги литераторов Померещенский посетил экстренное заседание цвета литературы. Заявление сделал поэт Гурьбов:
– Мы все теперь не просто литераторы, мы теперь сами себе литературные агенты. Теперь сложилась такая литературная практика, иной писатель хотел бы выехать за рубеж, но не может. Иного писателя и в условиях свободы многие хотели бы попросту выслать за пределы нашей многострадальной родины, но уже не могут. В результате страдают и бывшие братские литературы, и вообще мировая литература: нет привычной затечки мозгов. В результате мировое сообщество способно пойти на крайние меры: будет выкрадывать наших ведущих писателей...
Тут все повернулись, конечно, в сторону Померещенского. Гурьбов тоже с грустью посмотрел в его сторону, но продолжил:
– Да, судари мои, будут выкрадывать, и не только ведущих, – Гурьбов приосанился и посмотрел куда-то поверх голов ведущих писателей, – чтобы влить свежую кровь в застойный очаг так называемой свободной литературы открытых западных обществ. Надо сказать, что в навязанных нам условиях мы бессильны, посмотрите, в бывшем нашем кабаке на каждого официанта по два охранника, а мы не можем себе позволить и половины того. Выход один: максимум внимания друг к другу. Что греха таить, раньше за каждым из нас присматривали компетентные органы, а теперь мы полностью предоставлены сами себе. Повторяю: мы сами себе и литературные агенты, и органы...
В зале зашумели, некоторые нестройно захлопали. Гурьбов поднял руку и торжественно завершил, не опуская руки:
– В сложившейся обстановке мы должны брать пример с народа, с тех, кто не выходит из-под земли, тех, кто не хочет подниматься в воздух. Мы должны оказать давление на правительство категорическим образом: перестать писать! Или нас возьмут под защиту, поддержат, или пусть подыхают, извините за прямоту, от духовной жажды!
Прозвучали бурные аплодисменты.
– Отныне каждый наш шаг должен стать демонстрацией протеста. Мы должны появляться на улице в количестве не менее трех писателей, исключая жен. Это будет одновременно самозащитой от внешних врагов и вызовом нашим врагам внутренним! И учтите, народ нас поддержит, ибо в условиях забастовок и голодовок у него останется единственная возможность: читать! И еще раз – читать!
Гурьбов опустил руку. Все опять посмотрели в сторону Померещенского, ожидая, что он, несомненно, возьмет слово, и Гурьбов последовал за ожиданием зала, призвал: «Надеюсь, товарищ Померещенский, вы не пройдете мимо трибуны, не сказав своего веского слова как нам выживать в условиях постсовременности?»
Померещенский не стал ломаться и не обиделся на товарища, взошел на трибуну.
– Как выживать в постсовременности? Прежде всего, каждый должен оставаться на своем посту. Если, конечно имеет свой пост. Остальным я бы сказал, не следует зауживать понятие современности до постной постсовременности! Есть еще в нашем распоряжении квазисовременность, гипо- и гиперсовременность, гомосовременность, ну и для избранных – архисовременность...
– Ну не все же нетленку гонят, – раздалось из зала.
– Нечего меня гнать, я сам уйду, – пошутил Померещенский и на прощание еще предложил следовать заветам апостола Павла (не сообразуйтесь веку сему) и старца Григория Сковороды (век ловил меня, но не поймал). И последними словами его были: – Но мы пойдем другим путем! – И вышел.
Поздние апокрифы утверждали, что не сам вышел, а вывели, при этом ловили его всем миром, но некоторые коллеги сознательно мешали этой ловле, ведь ловили-то его не сами писатели, а люди уже из другого ведомства, и это немудрено, так как предстояла нашему герою встреча уже не с кем-нибудь, а с агентом тайного приказа, на такую встречу добровольно не ходят.

Вячеслав Куприянов, 2010

Сертификат Поэзия.ру: серия 1109 № 80532 от 10.06.2010

0 | 0 | 1778 | 18.12.2024. 21:51:46

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []