Евгений Башта. У жизни разные сроки идущим по гололеду... (I)

Из предисловия Александра Городницкого к сборнику стихов и песен Евгения Башты:

„Поэт и бард Евгений Башта принадлежал к поколению юношей, жизнь которых была обожжена неправедными колониальными войнами под фальшивым лозунгом "интернационализма".
Смерть пощадила его на чужбине и настигла в мирном и родном городе. Евгений Башта трагически погиб в новогоднюю ночь 1991 года. Ему было 24.
Его стихи и песни остались неопубликованными. Его непохожий на другие, голос оборвался на полуслове.
Но даже те песни и стихи, которые он успел сложить за свою короткую жизнь, свидетельствуют о безусловном творческом таланте, о ярком и нестандартном человеке...“

Здесь и далее - небольшая подборка стихов и песен Евгения Башты.



ТРИПТИХ

1

...И сказал председатель суда: „- Эпилога не будет.
А последнее слово оставь для иных прокуроров...“
И примкнувши штыки, встав с боков, два вершителя судеб
повели меня в небо
пустынным ночным коридором.

Ныл фонарь на ветру у стены, где кончается время...
И один, с бородатым лицом византийских святых,
протянув папиросу, сказал:
"Покури, сучье племя,
покури, подождем, нам не к спеху,
так, мать твою в дых".

Я, затяжки считая, вспомнить важное силился что-то,
но сгоревший табак сделал пеплом земные дела.
И, услышав команду стоявшего возле расчета,
вместе с залпом рванулась душа
по нарезке ствола................

2

...От свинца ни трезв, ни пьян
Я увидел господень дом.
Вдоль забора – густой бурьян,
Да шаром покати кругом.
У ворот - непролазная грязь,
Да прогнившие насквозь столбы.
Но вошел я в ворота, крестясь,
Хоть при жизни и не любил.

За воротами серый дождь,
Придорожный холодный кабак,
У дверей сквозь похмельную дрожь
Седой калека просил пятак.
За кабаком начинался Рай,
На библейский нет, не похож –
Роль дворца исполнял сарай,
А в сарае шел пьяный дебош.

На дворе выл промокший пес,
Рядом типчик сидел в пиджаке.
Я спросил его: "....где ... Христос?"
Он ответил: "Ищи в кабаке..."

3

Среди тараканов, в сальном чаду,
Где с трудом пробивается свет;
Где душу трижды запродадут
За стакан. Только спросу нет;
Где пьют и мычат, матерятся и пьют,
Где шестерки наглее крыс;
Где легко полюбят, легко убьют,
И давно исчез всякий смысл –
Там, в темном углу, за липким столом,
Растирая ногой плевок
И слушая общий безумный псалом
Сидел мой пречистый Бог.

– "Я жил в дерьме, я дерьма хлебнул
Ответь, Святитель, за что?
Я верил, а ты меня обманул –
Я верил, а ты... за что?..
Ибо не знаю, что делать теперь
По какому идти лучу"...
А он с усмешкой ответил: – "Поверь,
Я тебе не солгал ничуть.
По делам и вере воздастся всем,
Сами строите Рай и Ад.
Ты думал ждет тебя облачный крем,
Но давай, обернись назад –
Ты мало делал, но много хотел,
Ржой изъела сердце тоска.
А над Россией – все та же метель
И сивушная вонь кабака...
Если хочешь, давай, возвращайся вниз,
Или – иди в сарай.
Тут третьего нет, и как не крутись –
Из этого выбирай".

Он закончил и про меня забыл,
А я злой и голодный, как зверь
Хлеба купил, соли купил
И молча вышел за дверь...

...Я увидел чье-то лицо над собой,
Потолок, белый кафель стен.
И сыграла смерть своим слугам отбой
На исколотых трубах вен.
Врач сказал: "Теперь будешь долго жить,
Ты в рубашке родился, сынок"...
Было горько во рту и хотелось пить,
Но, собрав все силы в кивок,
Просипел в ответ: "А куда спешить,
Буду жить, все нормально, док"...

Ноябрь 1990 года.
Одно из последних стихотворений Евгения Башты.



* * *

Я не знаю, что больше хотеть – если только допеть.
Но фальшивят уста, мои струны не сталь, просто медь.

Раскричалось в лицо воронье, стало правдой вранье
И руки не поднять, и глаза не поднять, тело как не мое.

Словно загнанный мечется свет и сужается бред,
Воздух вязок и звук не прорвется за круг сигарет.

Я не знаю, что больше хотеть, если только посметь,
Но фальшивят уста, мои струны не сталь, просто медь...

1990 год



* * *

Попутчик пьяный бормотал в тоске:
"Устал от истин. Дай мне человека
Поговорить. Душе была б утеха,
Что все мы братья - буквы на песке.

Я знаешь, сколько в жизни колесил?
Такое видел, что и не приснится...
А для чего? Чтоб в одиночку спиться?
Детей профукал, денег не скопил.

Оно, конечно, сам и виноват.
Так погулял – счета еще приходят.
Но знаешь, кости ломит к непогоде,
И некому согреть. Вот так-то, брат.

Да, жизнь... Ее назад не воротить.
На что пенять? На собственную дурость?
Она, смотри, как боком повернулась,
Мне б человека, чтоб поговорить..."

Он засыпал, сжимая "Беломор".
День медленно спадал в вагонных окнах.
И одиночество к нему присохло,
Как к старой ране присыхает сор.

В стакане жидкий чай успел остыть,
На стыках ложечка позвякивала тонко.
И на Вселенную завыть хотелось волком:
"Мне б человека, чтоб поговорить.."

1988 год



БУМАЖНЫЙ ЗОДЧИЙ

Залитованный гений — игрушка абсурда,
размалеванный пятнами быта и страха,
замордованный бабой,
деньгами и Буддой,
вышивающий строчки на собственном крахе,

Твой день —
в паутине дремы.
Свет, тень.
Отсутствие дома.
На лист — горсть многоточий...
Крепись,
Бумажный зодчий!

В кухонный дым приходит твой ангел
с грешным лицом юного старца,
и жалит словами с ядом фаланги,
и самое страшное — не оправдаться...

Затравленный мальчик, рифмующий ноты
в бешенном городе пыльных иллюзий,
твоя мечта — дотянуть до субботы,
чтоб в воскресенье рассыпаться блюзом...

Твой день —
в паутине дремы.
Свет, тень.
Отсутствие дома.
На лист — горсть многоточий...
Крепись,
Бумажный зодчий.

1989 год



* * *

Ненужных слов блестящий глянец
Не передаст улыбки мима,
В которой вдруг печаль проглянет
Среди веселой пантомимы...

...Квадратик света возле двери
Слабеет, становясь все глуше,
И тысяча дневных неверий
Ползет в изломанную душу.

И рот распят в полу-усмешке –
Как горько и непоправимо
Кричит о чем-то безутешно
Рук ломаная пантомима.

Скрещенье этих параллелей
Пророчит миру катаклизмы,
Но безнадежно заболели
Глаз полу-сферы, полу-призмы.

И мечется в них, как в загоне,
Крик, не отпущенный на волю –
В зрачка качнувшемся затоне,
Молчаньем захлебнувшись, тонет.

1987 год




ЗОДЧИЕ

Знать стерильные яблочки выспели
На мичуринском древе познания.
Мы теперь – прописные истины,
Раньше – были полны страдания.

Раздирая рубахой грудину,
Доставали живое сердце,
И бросали его в середину –
В круг,
Чтоб люди могли согреться!

На пустом месте храмы строили,
Изразцы отливали глазурью.
А отстроив, гулять изволили
Во всю ширь, да с россейской дурью.

Отгудев, оглянулись – встрепаны,
Холод, ливнем огни погашены.
И грудные клетки заштопаны,
Даже шрамы – гримом закрашены.

Что ж, и пепла не осталось для памяти?
Врешь, кликуша,
Да накось, выкуси!!!
Купола из осенней замяти
Рвутся ввысь, да трехпалым высвистом!

Мы ж на голой земле храмы строили,
Глянь!..
А там – лампады запретили пожарники...
И мадонна неладно скроена.
Да и храмы – не храмы –
свинарники!..

1988 год



НАГОВОРНАЯ

Заварила мне старуха лебеду,
да на беду
заварила полну чашу.
И с тех пор какой дорогой ни пойду,
как ни пойду,
мне везде крушина машет.

Расседлаю я усталого коня
да на камнях
спать улягусь...
Только сон бежит меня,
и нет ни дня,
чтоб был не в тягость.

Эх, за что же мне такая маета
да пустота
без надежи?
До трактира догрущу,
а там душу в пляс пущу
без одежи.

Погуляем, трень да брень,
Что кручина – дребедень!
Ну, давай-ка, балалайка,
Я спою, ты попляши,
Эй, налей-ка мне, хозяйка,
Полну чарку для души.

...Шибко весел был,
Да нескладно жил.
Стыл в худой избе,
Лаптем топотал.
Не в казну себе –
Все другим служил,
А в своем двору
Дыр не залатал.
Говорить не смел,
Думал – сторожась.
Всяк, кто власть имел –
Тот и понукал,
И боярский пес
Надо мной был князь
И за мелкий грех
По семь шкур спускал...

Поле запахал –
Да хлеб червь сточил.
А кто сытым был –
Тот и в голод ел
И меня как жить
Для людей учил,
А за стол пустить
Вовсе не хотел.
А кто сытым был –
Тот и нынче сыт.
Кто престолом владел,
Тот и нынче царь.
Только я опять
В грязь по уши вбит,
Если хочется –
я привычный – вдарь!..

Эх, за что ж мне маета,
рвань, да стынь, да пустота
Без надежи?
До трактира догрущу,
а там душу в пляс пущу
Без одежи.

А-ну!!!
Гуляем,
трень да брень,
Что кручина – дребедень !
Ну, давай-ка, балалайка,
Я спою, ты попляши,
Эй, налей-ка мне, хозяйка,
Полну чарку для души.

Настояла мне старуха лебеду,
да на беду
настояла полну чашу....

1989 год



* * *

Ремесло.
Руки жжет мне мое ремесло.
Понесло,
меня время, как лист, понесло...
Не волчица вспоила меня молоком –
гаснут лица,
сливаясь с прицелом, как палец с курком.

Забинтуйте мне память в смирительный саван.
Как волк,
воет пес, отпевая солдатский
исполненный
Долг...

...Я не вижу, не слышу...
Из ствола автомата
я вдолблю этим крышам
неизбежность расплаты
за вину, для меня безразлично какую,
это все – болтовня.
Есть приказ. Я воюю.
Город в дымной оправе,
гарь застыла на лицах,
но с попойки кровавой
в жизни не похмелиться!..

...Во имя Духа, Сына и Отца
кровь не пролей. Кровь вопиет о мести.
Я буду сон свой помнить до конца
и, просыпаясь на одном и том же месте,
стирать кошмары с потного лица
и чувствовать
знобящий привкус жести...

1990 год



* * *

Завыли юнкера, зайдя в пике,
и пошутили чуть из пулеметов.
И по кюветам рухнула пехота,
оставила дорогу налегке.

Какой-то лейтенант стрелял навскид
остервенело поминая Бога,
и пыльную надсадную дорогу,
но замолчал. Наверное, убит...

Я постарел навек за пять минут
от крика беженцев и придорожной пыли...
Как зубы, руки от бессилья ныли
и все казалось – все, сейчас убьют.

Когда б меня выспрашивал народ,
что самым страшным мне в войне казалось,
я бы ответил им, – такая малость:
Дорога... Лето... Сорок первый год...

1989 год



ШУТ И БРАТ МОЙ (Александру Башлачеву)

Свет не может быть пойман
и спрятан карман.
Мы в полете свободны,
лишь идя на таран,
Траектория штопора не нравится, но
В небе нету упора...
"in vino"...

Жизнь – вот пьяная девка,
рисует винты.
Не надломлено древко,
еще мы на "ты".
Но под крыльями, чуешь,
осклизлое дно!
Кто тебя заврачует?..
"in vino"...

Ну кому эта спешка в крученовский рай?
Для нас хватит полешков,
к чертям, погоняй!
Я рискну, дернет веко
истерика зло.
Снова треснула дека...
"in vino"...

Я в березовом стоне
раскачал купола.
Это что-нибудь стоит:
была – не была!
Крикунов на дележку
похмелье свело.
Начинаю рулежку...
"in vino"...

Кто меня зафрахтует, какая карга?
Святых мест не пустует –
вот и вся недолга!
Отпечаталось тело
растерянно-зло.
Я взлетел, Азазелло!!!
"in vino"...
................................
А рядом, у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
"in vino veritas!" кричат.
(Ал. Блок)

1989 год



* * *

Дура! Хочешь красивых страданий?
Так плати мне -
как проститутке,
чтоб я душу свою поганил
не с подначка и не на шутку.

Я приму два стакана белой,
обнимусь с гитарой разбитой,
и тогда — заказывай смело
что захочешь. Уютно и сыто

за столом развалясь, как в партере,
будут слушать сомлевшие гости
вой рифмованный
о потерях
и шуметь: "Веселее, просим!.."

1987 год



ОЩУЩЕНИЯ НА ГРАНИ СНА И ЯВИ В 22 ЧАСА НОЧИ
ПОСЛЕ РАЗГОВОРА С ЖЕНОЙ

теория изломанного света
зелено-белая граница восприятья
сплетенье ног жемчужного балета
свеченье холода
на ремешке распятья

инфекционность внутреннего жара
дорожка, в губы запрессованная жестко
переживаю ощущение радара
ловя вслепую
жесткую полоску

размазан свет в параллепипеде объема
коричневый квадрат на белом скомкан
смысл крошится на грани перелома
полубезумье спит
в мешочке тонком

есть ощущение тепла – нет осязанья
вдыхает духоту тряпичной ночи
смешной комочек тихого страданья
качаясь на ветру
в круженьи точек

проваливались мысли в вязкий омут
ладони невесомы и прозрачны
кусочек боли в глубине не тронут
быть может – счастья.

Все не однозначно...

1988 год



* * *

Молюсь сквозь стон на зеркала.
Стекло содержит бесконечность.
Стекают лица быстротечно,
Что остается на губах?..
Без слов, без каверз и тоски
Касаюсь тонкого безумства,
Кто знает, где глаза очнутся,
Отпустят голову тиски?
Пытается прорваться дождь
Сквозь стиснутые зубы неба.
Душа, ты – да не будешь слепа,
Прохожий, мыслей не тревожь...


Евг. Башта, 1965-1991

Мих. Малков, 2010

Сертификат Поэзия.ру: серия 1323 № 79929 от 14.05.2010

0 | 1 | 2283 | 31.12.2024. 08:23:49

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []