Дата: 09-05-2010 | 18:30:10
– Ну как? – великий путешественник радушно улыбался: – эту штуку для унитаза я привез из немецкого города Мангейма, где, как утверждают, был изобретен велосипед. Я немцам возразил, что велосипед изобретен у нас в Нижнем Тагиле. Они мне на это сказали, что и автомобиль мерседес у них изобрели, а у вас, говорят, в каком городе изобрели мерседес? Еще показали мне пожарную каланчу, где у них живут на стипендии разные писатели и художники, а на прощанье подарили мне в шутку эту крышку, добавив, что рады были бы подарить велосипед, но понимают, что ехать мне слишком далеко, а на этом тоже сидеть можно. Дорогая вещь, я видел ее еще в витрине – полтысячи немецких марок.
– Уж лучше бы велосипед подарили, – поспешил я посочувствовать нашему герою, – ведь хорошие у них велосипеды. – Я верю, – согласился герой, – но итальянские есть и получше немецких, у меня уже был дорожный велосипед, подаренный мне на Сицилии, я на нем прямо к подножию Этны подкатывал.
– Вот как, – догадался я, – так вы на велосипеде к теме Эмпедокла прикатили?
– Никак нет, на мерседесе, когда меня привезли в старинный немецкий город Тюбинген. Там рассказали мне о судьбе поэта Гельдерлина, он был влюблен в древнюю Грецию, писал драмы об Эмпедокле, разные варианты, Гельдерлин никак не мог схватить образ этого божественного философа, его духовное отшельничество. Мне показали башню, где на берегу реки Некар был заключен блаженный Гельдерлин, он ведь восторгался французской революцией, но потом сошел с ума, узнав, что французы пошли войной на Россию. А еще его не любил и не понимал великий графоман Гете, потому Гельдерлин покинул свою башню и уехал в Россию, чтобы освобождать ее, как Байрон Грецию, но его там не поняли, приняли за француза, вот он и замерз на улицах Москвы, кажется, пьяный. Как не полюбить такого человека! Истинный романтик!
– Постойте, забеспокоился я, усомнившись вдруг в некоторых собственных познаниях: на улицах Москвы замерз поэт Якоб Ленц, его тоже не любил Гете, да и не замерз, ведь умер, кажется, в мае...
Российский поэт сердито сверкнул глазами: – Быть может, и бедный Ленц замерз, на улицах Москвы не мудрено замерзнуть, даже в мае. Я тоже чуть однажды не замерз в Москве на Воровской улице, ныне, как и прежде, Поварская, было это ночью, хорошо хоть родная милиция ко мне лучше отнеслась, чем Гете к иным немецким поэтам: меня узнали, отогрели, чтобы я мог ожившими пальцами нацарапать автограф, да и домой отвезли...
Должен заметить, что пока я был в туалете, на столе появились фрукты: яблоки, бананы, курага, изюм, фейхуа и еще грецкие орехи.
– А не хотите ли выпить, – спохватился хозяин, – у меня, правда, только литературные напитки.
Он подкатил бар на колесиках и стал показывать бутылки:
– Это амонтильядо, помните, у Эдгара По – «Бочонок амонтильядо», у меня, правда, не бочонок... А это – кьянти, ординарное, у Гумилева: «В ночном кафе мы молча пили кьянти, когда вошел, спросивши шерри-бренди, высокий и седеющий эффенди», вот и шерри-бренди, ну, водку воспел еще мой предшественник Иван Барков: «Ревет во мне хмельная водка», а в допушкинском веке еще некий аноним обращал к многоликому Ломоносову «Эпистолу от водки и сивухи»: «Пускай, коль хочет кто, пребудет твердо в том, что пахнет всякий стих твой водкой и вином», да, русские поэты от Ломоносова, не говорю уж о Денисе Давыдове – «Жомини да Жомини, а об водке ни полслова!» – до вашего покорного слуги не гнушались водкой, я уж не говорю о шампанском, оно в поэзии нашей буквально течет рекой. Жаль, у меня сегодня разгрузочный день. Так что вы пьете, коллега?
Я выбрал что полегче – амонтильядо. Наш покорный слуга с некоторой, как мне показалось, неохотой откупорил бутылку.
– А вам, – полюбопытствовал я, пробуя доброе вино, – приходилось сочинять в хмельном состоянии?
– Приходилось. Ведь пишу я постоянно, не важно, в каком я состоянии. Я должен владеть вдохновением, а не вдохновение мной. Не буду кривить душой, во хмелю, тем более в изрядном, когда пишешь, кажется, будто и пишешь изрядно, а потом, протрезвев, находишь в написанном массу изъянов. И вот какой я нашел выход!
– Какой же? Публикуете как ранние вещи?
– Это я делал только в ранний период, как детские опыты. Нет! Следы вдохновения не пропадают! И вот какой выход: если я писал стихами, то по трезвому разумению я все это переписывал прозой, а если я сочинял навеселе в прозе, то на следующий день обращал все это в стихи. Результат превосходил все ожидания. Изменение формы улучшало и содержание, добавляло превосходные мысли. Однажды я летел на Боинге над Атлантическим океаном после банкета в мою честь в Торонто. Я сочинял поэму об увиденных мною индейских резервациях, о Ниагарском водопаде, об океанском волнении в коварном районе Бермудских островов, о мутной зелени Саргассова моря и моем случайном соседе, оказавшимся знаменитым астрологом, он предсказал мне, что у меня скоро родятся близнецы, чему я очень удивился, ведь у меня и так семеро детей, да и дома я не был больше девяти месяцев.
На следующий день в Амстердаме, позавтракав знаменитой голландской селедкой, я начал перерабатывать это в политический памфлет – «Звезды теряют свои концы». Группа узников совести в сибирском ГУЛАГе захватила американский шаттл, по ошибке приземлившийся в глухой тайге. Знаменитый астронавт помогает диссидентам совершить побег. По дороге им удается заправиться тюменской нефтью, которая по недосмотру пьяных нефтяников бьет водопадом недалеко от лагеря. В районе Бермудского треугольника они едва не терпят крушение. Вдруг в Саргассовом море всплывает подводный авианосец:
– Советский! – в ужасе восклицают беглые диссиденты.
– Американский! – утешает их астронавт.
Но всплыть авианосцу мешают саргассовы водоросли, и тут на его палубу садится шаттл, освобождая своими колесами подводный корабль от зеленых пут, а путы соответственно тормозят шаттл. И затем они благополучно направляются в Америку, где диссиденты делают свое политическое заявление, вследствие чего в нашей многострадальной стране умирает Черненко и к власти приходит судьбоносный Горбачев, запрещает водку и вводит гласность. Правда, трезвый народ никак не может ею воспользоваться, но это уже другая тема.
– А как с предсказанием, родились у вас близнецы?
– Это надо было понимать символически. Астролог обещал, что близнецы будут рождаться в муках. Я в муках создавал свой памфлет. На родине он был запрещен цензурой, и вышел только в переводе, зато сразу в двух странах, в американском издательстве Даблдэй и в Люксембурге одновременно, вот вам и близнецы! Потом по этому роману сняли фильм, вначале хотел снимать Френсис Форд Коппола, но его отвлек на несколько лет знаменитый «Апокалипсис сегодня», сняли другие, а в съемках участвовал американский Шестой флот. Должен был участвовать Черноморский флот, но его как раз начали делить, и наша страна потеряла огромную выручку в валюте.
То ли от досады из-за раздела флота, то ли переживая потерю валюты, поэт забыл про разгрузочный день и тоже выпил вина, затем сам задал мне вопрос:
– А вы верите предсказаниям, ходите к гадалкам, хиромантам, всяким там экстрасенсам?
Я попытался вспомнить подходящий случай из моей жизни, и мне пришел в голову только эпизод из раннего детства. Одна из соседок в нашем многосемейном доме, которую все считали сумасшедшей, заявила, развешивая во дворе белье, что я или стану великим человеком, или закончу свою жизнь в тюрьме. С тех пор я опасаюсь всяческих предсказаний и радуюсь тому факту, что я еще на свободе.
– У вас еще все впереди! – утешил меня великий человек, и загадочно добавил: – если вы пойдете путем не Сальери, а Моцарта. Вот Эмпедокл шел путем Моцарта, он успел всю нашу историю предсказать, оттого он и в кратер Этны бросился, как только наше настоящее себе представил, жаль, что все его прогнозы на будущее утеряны.
Что бы это могло значить, подумал я, и на всякий случай допил свою рюмку, как бы подчеркивая свое доверие к собеседнику. Он тут же налил мне еще, взял дистанционное управление и включил телевизор, стоявший между двумя его гипсовыми бюстами, объявив при этом: – А вот мы сейчас посмотрим, сейчас как раз будут передавать гороскоп на следующую неделю. Вы кто будете по зодиаку?
– Козерог. А вы?
– О, вы упрямый! А я – рак. Видимо, из-за этого меня часто обзывали красным. Ну-ка, минуточку, посмотрим.
На экране возник дядя в хламиде и на фоне зодиакального круга стал монотонно вещать:
Вячеслав Куприянов, 2010
Сертификат Поэзия.ру: серия 1109 № 79841 от 09.05.2010
0 | 0 | 1719 | 18.12.2024. 22:09:08
Произведение оценили (+): []
Произведение оценили (-): []
Комментариев пока нет. Приглашаем Вас прокомментировать публикацию.