Сжигали церковь в Рождество.
Лепило солнце день пригожий.
Текло по фрескам вещество,
как жир по обожженной коже.

И снег не шел, и дождь не лил,
чтобы погасло пламя крови.
И не было у света сил,
чтоб защитить святыню, кроме

парнишки в драповом пальто
григорианского пошива,
дворняги лающей, и то
была хрома она и вшива.

Среди зевак, из-за спины
магометанки в черной шали,
раздалось гневное: "Распни!" -
и бога заново распяли.

Господь вздымался до небес,
немой, как дым над колокольней.
Смотрел, как парень поднял крест   
и побледнев, прижался к колли,

как надвигается толпа
головорезов, смелых в сумме…
Смахнул сияньем тень со лба.
Вздохнул, как водится. И умер.