Собираюсь к тебе, словно к тайной священной вечере,
ощущая нещадное время намного острее,
и густеет внутри опьяняющий сбрендивший Черри,
так что даже Манежная вместе со мной фонареет,

снегопад зажигая на тысячи радужных бликов,
рассыпая вокруг турмалины под цвет коньяка.
У меня на ресницах – растаявший иней уликой,
у тебя на ладони – снежинка не тает никак.

Мне идти от тебя и желать, чтоб, ударившись оземь,
обесцвеченный снег обернулся восторгом акаций,
а потом прислониться к дворовой плакучей берёзе,
закурить и не плакать, не думать, не ждать, не терзаться.