Все у нас хорошо.

А у их младшего сына – диабет с пяти лет. Такая вот штука. Из пятерых внуков только у него получился. Отчего и почему – неизвестно. Сначала мать плакала – за что? Потом смирилась, и стали жить. Уколы каждый день, два вида инсулина – короткий и длинный – смотри внимательно и не перепутай. Почти сразу сын стал сам колоться, детской своей ручонкой, по схеме, под присмотром, но сам. Подумаешь – обычное дело, уколол и пошел! Так воспитывали.
С четырех лет водили на всякую музыку, в театр Покровского, что на Соколе, пел в детском хоре. Там-то и проявился диабет. Марина Львовна говорит: Ваш мальчик спал на репетиции. Бабушка заметила, пьет много, очень много, литра три-четыре выпил всякой жидкости, надо проверить. Проверили. Сахар в крови, в моче. Больница. Диабет. Инсулин.
Встал вопрос, куда отдать учить. Абсолютный слух, мать в прошлом музыкант, стали готовить в ЦМШ при Консерватории.
Вениамин Александрович Ревич – именитый и гениальный московский педагог – в то время уже девяностолетний старик, стал готовить их сына в класс Марии Ильиничны Ситковской. Через год сын поступил в ЦМШ по классу альта к Марии Ильиничне.
А это случилось, когда их сын учился во втором классе, когда ему было уже восемь. К диабету привыкли и справлялись.
- Мы так хорошо сегодня позанимались и все выучили, - говорила мать, укладывая сына спать, - завтра Мария Ильинична будет довольна. Ты помнишь, урок в одиннадцать часов.
- Помню.
С утра, как обычно, спешка и сборы. Старшего в школу, младшего тоже в школу, но позже. Мать готовила геркулес. Нелюбимая каша.
Сын пришел и сел за стол, сонный еще, молчаливый, серьезный. Мать уговорила попробовать нелюбимую кашу. Взял нехотя ложку, стал есть. Вошел отец, сел есть кашу тоже.
Сын выронил ложку. Дальше – как в замедленном кино. Стал клониться вправо. Глаза закатились. «Сююююююююю… Сюююююююю…» Выдох. Выдох. Мать подхватила, не дала упасть. Положила на пол. Их сын согнулся к коленям, стал качаться сильно резко ритмично. С закрытыми глазами. Потом отклонился назад, затылком ударился об пол. Но, это еще не все. Руки в предплечьях и голенях стали гнуться на девяносто градусов, медленно натягиваться, как натягивают лук, все четыре конечности. Отец онемел и застыл с ложкой в руках. Мать уже набирала скорую:
- Адрес, да адрес, какой у нас адрес, ах, да пишите, квартира такая-то, и улица, ах да, улица, - мать смотрела на сына, вдруг он перестал биться и обмяк, - умер! Умер! Умер ребенок! – она не кричала, а выла. Скорая повесила трубку.
Мать кинулась к сыну и стала делать искусственное дыхание, так, как помнила. Зачем-то массаж сердца и выдох в рот. Сын открыл глаза. Но не от массажа, просто он открыл глаза. Отец вызвал скорую.
- Все болит, - сказал сын.
Мать взяла на руки плетью вытянутое тельце, понесла в комнату. Приехал доктор.
- Что это было?
- Это гипогликемическая кома. Расскажи нам, сколько ты сделал единиц короткого инсулина? – спросил доктор
- Восемь единиц, - сказал сын.
- А длинного?
- Тоже восемь. Нет. Я перепутал. Я сделал еще раз короткий, вместо длинного.
Это означало, что действие короткого инсулина, шестнадцать единиц вместо восьми, началось в то время, когда сын пришел на кухню и стал есть кашу. Сахар упал до нуля. Судорога. Выброс инулина из печени, как спасение.
- Инсулиновые ручки такие разные! Ты же никогда не путал, - мать погладила сына по щеке.
- Я перепутал.
Дальше их сын рос. Вырос. Бросил музыку. Стал хорошим менеджером по рекламе в крупной компании. Теперь ему 22 года.
- Мама, мы подали заявление в ЗАГС. 19 декабря свадьба.
- Дай Бог вам счастья, - мать вспомнила его кому, и то, что он сам ее не помнил, - не надо тебе помнить это, сын, - подумала мать, - живи, дорогой, все у нас хорошо.