Камень собачий

Вторая половина ноября не задалась. Петр шел по аллее. Подмораживало. Похрустывала листва под ногами. Из-за кустов выскочила собака, принюхавшись замерла и неторопливо пошла к Петру. Остановились, посмотрели друг на друга. Собака смотрела требовательно. Петр – вопросительно. Собака что-то держала в зубах. Петр протянул руку и собака вложила в руку камень. Камень? – удивился Петр. Растерянно произнес: «Зачем?..»
Собака убежала. Петр пошел дальше, сжимая камень в руке.
Да была ли собака, думал Петр…
Когда к дому подходил, повертел камень. Выбросить не решился, в карман положил. Эмме ничего не сказал. Молча поужинали, так же молча сели работать. Правка шла быстро, рукопись благополучно подошла к концу. И в этот момент раздался звонок в дверь.
«Плохой звонок», - сказала Эмма. Петр быстрым, заученным движением смахнул рукопись со стола и спрятал листы под ковер. Когда Эмма и трое мужчин вошли в комнату, Петр заводил часы. Они показвали два пятнадцать. Петр
проворчал: «Вы бы еще на рассвете пришли!» И началось.
Обыск закончился, когда светало.
– Вот видите, – сказал капитан в штатском, Юрий Андреевич,– а вы говорили, на рассвете прийти. Мы уйдем на рассвете.
– А мы? – не выдержала Эмма.
– А что вы? Вы – останетесь.
– Машинку отдайте, – буркнул Петр.
– Машинку не отдадим, – вы на машинке не таблицу умножения печатаете, так что заберем машинку, а вас повесткой пригласим. Там и договорим, – улыбнулся Юрий Андреевич.
Как ни странно, Эмма и Петр спокойно легли спать, не обсуждая произошедшее. Так же молча утром позавтракали и ушли на работу. Петр – направо, Эмма – налево. Камень оттягивал Петру карман. «Выкинуть его, что ли? Нет, не могу. Зачем-то же дала она мне камень». Вытащил камень, рассмотрел. Голыш, серый, обыкновенный, обкатанный морем, слово галька с батумского пляжа, - подумал Петр. Опять положил камень в карман – пусть живет здесь пока.
В этот день Петр с Эммой узнали, что обыски прошли у всех членов редакции их подпольного самиздатского журнала. И всех арестовали, кроме Петра и Эммы.
– Почему не взяли нас? – спросила Эмма.
Петр не знал, что ответить. Известий об арестованных не было. Информация прошла по радиостанции «Свобода» и «Немецкая волна» – и повисла пауза.
Следствие по делу журнала и антисоветской деятельности членов редакции длилось почти полтора года. Петра и Эмму вызывали на допросы, и когда наступило время суда, Эмма сообщила мужу, что уходит от него. Петр даже не спросил, почему. Он вообще не понимал, что происходит, почему отвернулись от него друзья, единомышленники, а от Эммы – нет.
Петр бродил по городу, привычно сжимая камень в кармане, и думать уже не мог. И плакать не мог. Он просто привычно не понимал. А ему никто ничего не объяснял, ни о чем его не спрашивал. Только Эмма однажды сказала: «Странно, ты даже не подумал, что мы узнаем обо всем».
– О чем? – спросил Петр тупо.
– Обо всем.
И вот сейчас, на пустой темной аллее, именно там, где полтора года назад собака отдала ему свой камень, до Петра дошло: они думают, что я всех сдал. Ну да, они именно так думают. Странно, почему мне раньше это не пришло в голову. Но еще более странно, почему им всем это пришло в голову. Что-то здесь не так. Петр развернулся, и пошел не домой, а куда ушла Эмма. Петр пошел к Виктору.
Виктор не удивился, хоть и был третий час ночи. Эмма спала.
Виктор прямо задавал вопросы, Петр отвечал так же прямо.
– Да, все сошлось. С тебя первого начали! И тебя не забрали… Получается, что с твоей подачи начались аресты.
Ошарашенный Петр ответил:
– Меня вообще не брали. Ко мне пришли с обыском в тот же вечер, то есть, в ту же ночь, что и ко всем – поправился Петр. – Только всех арестовали, а меня нет.
– И тебя до обыска не вызывали в контору?
– Нет.
– И ты там не был?
– До обыска? Не был.
– Странно, – говорят, что был, что брали тебя.
– Так я там был или брали меня? – уточнил Петр.
– Да кто как говорит: одни так, другие... нам показывали твой допрос…
– И Эмме показывали? – спросил Петр.
– Показали.
– Понятно.
Петр вытащил камень, повертел в руках и опять сунул в карман.
– Что понятно? – спросил Виктор, внимательно посмотрев.
Встретились глазами.
– Понятно, почему Эмма ушла к тебе.
– Так было или не было? – громко, для Эммы, спросил Виктор.
– Сука ты! – Петр оттолкнул Виктора и прошел в комнату, где спала Эмма. Виктор рванулся за ним, но Петр опять толкнул его из комнаты и громко сказал:
– Эмма, вставай, одевайся!
Уходили молча. Как ни странно, Эмма сразу оделась и ушла вслед за Петром. Так и шла по дороге – след в след. Петр иногда оборачивался, молча. И только дома сказал: «Дура, поверила, значит. И я дурак, мог бы догадаться. Ссучили вас».
– Что же ты ему морду не набил?
– Зачем?
– Ну, надо было набить!
– Тебе бы понравилось?
– Я бы набила, - мрачно сказала Эмма.
– Набьешь ещё.
Когда шел суд, в зале не было слушателей. Суд был закрытым. Вызывали свидетелей по одному. Свидетели выходили и уходили. Даже в коридоре почти никого не было, кроме конвоя и вызванных повестками.
В момент, когда свидетельские показания давал Сергей, дзынькнуло стекло, на стол судьи упал камень. Заседание суда прервалось, возникла суматоха, бросились к окну. За окном был третий этаж, вечерняя темнота и тишина. Злоумышленника не нашли. Суд перенесли на другой день.
Эмма вернулась домой одна, размотала шарф, позвала Петра, удивилась тишине, а потом – испугалась. На вешалке висела куртка. Она засунула руку в правый карман, привычно проверяя - что в карманах? Обычно камень лежал... Но карман был пуст. Эмма поняла. Она уже знала о том, что произошло в суде! – И, надев куртку Петра, бросилась в ночь, туда, к зданию суда.
Она нашла его в соседнем дворе, Петр лежал за кучей строительного мусора и тихо стонал. Был Петр в праздничном костюме без куртки, с разбитым в кровь лицом, и ребра у него были сломаны. Рядом сидела бродячая собака.
Не знала Эмма, что она такая сильная. Она оставила Петра, поймала машину, водитель помог перенести. Эмма положила Петра в клинику под чужим паспортом. Операция была сложной, Эмма изнервничалась, и, пока Петр спал, отходя от наркоза, врач попросил ее уйти. Эмма ушла – и пришла к Виктору.
У Виктора сидела Лариса, жена арестованного Сергея, они выпивали, налили бокал Эмме. Эмма не выпила, а сосредоточенно набила морду: сначала Ларисе, потом Виктору. Молча, ожесточенно. И, разгромив стол, разбив фужеры, убежала в ванную комнату. Выплакалась там. Ее не трогали, и Эмма ушла, не закрыв за собой дверь. Ее не остановили.
Утром Эмма бросила в почтовый ящик письмо. В этом письме она писала Юрию Андреевичу, что все сволочи, что она ненавидит советскую власть, что у нее в доме в левом ящике письменного стола лежит Авторханов, а в правом ящике – его распечатки. Распечатки в количестве пяти экземпляров, а остальные пять она уже распространила и не скажет, среди кого, и что она так ненавидит сволочь Виктора и суку Ларису, что готова дать на них показания, и обязательно даст, как только Юрий Андреевич придет и арестует ее.
И Юрий Андреевич пришел к ней спустя две недели в библиотеку и попросил разрешения проводить с работы. Они шли к дому Петра и Эммы пешком, разговор был неожиданно доверительным, даже теплым, и Юрий Андреевич сказал:
– Ну и зачем вам идти на самопосадку? Потому что вам стыдно перед Петром? Где, кстати, он?
– Не скажу.
– Не говорите. А зачем хотите сесть? Вам так стыдно перед Петром, что готовы получить срок? Вы знаете, сколько получите?
– Два? – спросила Эмма.
– Да не получите вы ничего. Вам зачтется явка с повинной и то, что дали показания на Петра и Ларису. Вы просто испортите себе репутацию. Этим подтвердите вину невиновного Петра. Дуры бабы. В который раз убеждаюсь. Вас хоть оправдывает, что корчитесь от любви. Хотя… какая тут любовь. Стыд. Мы хорошо сработали, а вы вдруг застыдились… Вы-то при чем.
– Так не арестуете?
– Не арестую. Более того, будем считать, мы случайно встретились. Не думал, что вы сглупите. Как жаль. Значит, не скажете, где Петр? Ну, пусть поправляется. Операция нормально прошла?
– Всё вы знаете… - растерялась Эмма. – И что теперь?
– И ничего. Дело закрыто, Эмма. Лечите Петра, и без глупостей, – прощаясь, сказал Юрий Андреевич.
А Эмма ничего ему не сказала.
Все шло черт те как, и Эмма плакала, что Петр в больнице, а гэбист в курсе, и сама дура, и стукач Виктор. И ещё камень тот... в кармане Петра. На подоконнике суда. Камень собачий.




Ольга Ильницкая, 2009

Сертификат Поэзия.ру: серия 1083 № 75277 от 06.12.2009

0 | 2 | 2291 | 17.11.2024. 15:47:00

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []


Тема: Re: Камень Ольга Ильницкая

Автор Ольга Ильницкая

Дата: 07-12-2009 | 13:06:17

Оль!
Поправь: Он засунула руку в правый карман, (по контексту - она).
Очень страшный рассказ. Это было недавно. И это было не со мной, хотя я жила в это самое время.
Сколько здесь горькой правды, сколько твердых понятий о чести, достоинстве, о любви, предательстве! Эх, Эмма, я тебя не поняла. Сама должна была разобраться во всем чутким любящим сердцем и быть с любимым до конца.
Камень. Долго думала, какой смысл вложен. Поняла потом - это совесть. Камень брошен - совесть проснулась у Сергея. Как же иначе? Что остановит предателя? Только пуля или собственная совесть. Второе более ценное.
Не серчай на народ. Мы с тобой уже говорили об этом.
Держись и не пропадай!
Неизменно твоя, И.