Спросили бы - причла Антоньо ко святым,
Тиарой в бубенцах венчала б Сальвадора.
Узнай, потомок: век в расправах был крутым,
Рождал и нес в алтарь детей в предмет раздора.

Поди, не из тельцов - из человечьих шкур
Он вычинил свои культурные страницы!
Но здесь сельцо отцов, и раньше здешних кур
Жилища заградят глубокие глазницы.

В сложении оград упорство юрских плит,
И камень не хранит ожогового следа,
Как будто из глубин подбровных не сверлит
Лесистый щит холмов чернобыльская Леда.

Уже земной оси не быть ее перстом:
Бок о бок с глубиной, вакантной беспардонно,
Придавлена плитой, зачеркнута крестом
Пуэбло Портльигат казанская мадонна.

Последнейшей из муз, подательницы благ
Померк сметливый взор - луны стальная спица.
Над вечным сном простер воскрылья кадиллак,
Блистая, словно въявь плененная жар-птица.

А музы паладин, чем ложе без игры
Делить, запечатлел кумир средь странных чучел
И с важностью жреца, с весельем детворы
Подмостки на себя надгробьем нахлобучил.

Он был, в конце концов, жестокое дитя.
Житейского она не отрешалась блага,
Пожизненной игры придумщиком вертя,
Случайно отвертясь от пули и ГУЛАГа!..

Хуановым Крестом вселенскую дыру
Потщась заколотить, они всё в ту же реку
Сошли, допрежь сумев нелепую игру
С усмешкой навязать кощунственному веку.

Да кто она была, богиня здешних мест?
И что поведал он в миру, ей преклоненном?..
Они - двадцатый век: с креста профанный жест, -
Вот так ответь, грустя в саду уединенном.


9.09.2009