У ворот монастырских трава поседела -
что чабрец, что бессмертник, теперь всё одно.
И немножечко жаль - будто осиротела,
и немного тревожно - пред жизнью иной,
где ни щебета птиц, ни стрекоз трепыханья,
ни ретивых козлят на широких лугах...
Земляникой пропахшего леса дыханье
растворилось в тягучих сентябрьских медах.
Лес беззвучно плывёт вслед за солнцем на запад,
горизонт заполняя сиянием крон.
Монастырских ворот бальзамический запах
проливается в поры, а кажется - в кровь.