Дата: 26-07-2009 | 18:21:50
СТРОКИ НА КАМНЕ
I
Когда ты бродишь по Балеарам*,
Тропа ведёт тебя к пещерам,
Укрыться в них ты хочешь жадно,
А солнце жарит так нещадно;
Там скалы над тобой свисают,
И дыры чёрные зияют,
Врезаются кораллы в пятки,
И ящерки играют в прятки...
И я цикад там слышал трели,
И чайки мне в глаза смотрели,
И вдруг мне сердце защемило,
Ах, дежавю**, вот это мило!
Я пристально смотрел на камни,
И тут привиделась строка мне.
* Балеарские острова – архипелаг из 4 островов
в Средиземном океане: Майорка, Минорка, Ибица и Форментера.
Я не был только на последнем из них.
**Дежавю (dejа vu — уже виденное) — когда тебе кажется,
что ты переживал уже этот момент.
II
Я в этот мир вошёл случайно,
Всё было здесь необычайно:
Звук, Запах, Цвет, Вкус и Касание –
Мне внове было это знание;
Я слышал материнский шёпот,
Приобретая тайный опыт,
И радость познавал, и трепет,
Бессвязный издавая лепет;
Прошло всего две-три недели,
Как вдруг болезни налетели,
И я готов был развернуться,
В тот старый мир теней вернуться
И раствориться там, за тучей,
Но оказался я живучий.
III
И только от беды оправился,
Я в путешествия отправился,
Края оставив белорусские,
К бурятам через земли русские,
И десять долгих дней без малого
По рельсам колесил, по шпалам я,
И здесь, как там, всё было внове,
Сибирь, как много в этом слове!..*
А вскоре братец мой явился,
И я нему не удивился,
Как он пришёл – я не догадывался,
Но вместе с мамой бурно радовался,
И «Люля, бай!»** ей подпевал я,
И брата колыбель качал я.
* Как сказал поэт...
** Люля – так я выговаривал тогда има Юра.
IV
Была там целая эпоха,
И с Юрой жили мы неплохо,
Мы в играх время проводили,
Машинки по полу возили,
Отец любил, как будто, маму,
Из оперы он делал драму,
За кем он там ни волочился,
Все знали – «тенорок влюбился»;
Но вдруг наваху* вынимал он,
И их на сцене убивал он...**
О смерти знал я – наша кошка
Свалилась прямо из окошка,
Внизу ж мальчишки не зевали –
Её камнями добивали.
* Наваха (navaja) — длинный испанский складной нож,
который папа держал за поясом как раз на этот случай.
** Финал оперы «Кармен».
V
Мне было года три-четыре,
И представление о мире,
О сути правил и начал
Я постепенно получал;
Сгибая пальцы рук и ног,
До двадцати считать я млг,
Но слышал, что есть сорок с лишком,
Сжимая градусник под мышкой...
От няни я узнал случайно,
Что в мире существует тайна, –
В её альбоме был листок,
Где загнут тайный уголок,
Никто не мог раскрыть секрет,
И разогнуть нельзя – запрет!
VI
О маме трудно – это личное
И самое небезразличное!
О ней с собой поговорив, мы
Хотим отделаться от рифмы.
Как с их банальностью мы сможем
Сказать о той, кто всех дороже?
Зачем тут рифмы-пересмешники? –
Ведь не шуты мы, не насмешники,
Когда о главном говорим;
И пусть ведут дороги в Рим!
Зачем нам ритм? зачем слова?
Любовь мы выразим едва
Пусть и красивыми словами –
Ведь это разговор о маме!
VII
Наш папа, мастер на все руки,
Был в доме светочем науки;
Ни школ, ни ВУЗов не кончал он,
Но ни минуты не скучал он,
И, что ни утро, спозаранку
Он посвящал пиле, рубанку;
Стамески, лобзики и дрели
В его руках плясали, пели;
Точил, паял он то и дело,
Иглой работал он умело
И знал секреты каллиграфии;
Не разбирая орфографии,
Нас с Юрой он учил писать –
Перо в чернильницу макать.
VIII
Однако, кто ж не без греха! –
Раз папа выдал петуха*
И, говорят, не одного,
Так, что ругали все его...
Поехали отец и мать
К киргизам счастье попытать,
Но провели там не недели,
Почти полвека просидели.
Там до сих пор живёт мой брат,
И сам, наверное, не рад,
Что поселился там навеки,
Да, видно, хорошо в Бишкеке**,
К тому ж скрепляют эти узы
Карагандинские арбузы.
* Особые петухи, которые водятся
в горле у оперных певцов.
** Бывший Пишкек, а затем Фрунзе.
IX
Твоей не понял я натуры,
Не знал, что в мир архитектуры
Ты с головой, мой брат, уйдёшь;
Да и себя-то как поймёшь,
Коль бросишь взгляд свой удивлённый
Ты с перспективы отдалённой?
Ужель я мог предполагать,
Что стану музыку писать,
Что изберу я путь неблизкий,
Сменю я климат на английский,
Там буду с Музами дружить,
Святой Цецилии* служить,
А иногда, мой братец, сдуру
Вступать ногой в литературу?
* Святая Цецилия (Sancta Caecilia) –
дева-мученица, покровительница музыки и музыкантов.
X
Но скаканул я невпопад
Годочков так на пятьдесят;
Не лучше ль в прошлое вернуться,
В тот мир далёкий окунуться,
Прекрасной розовой мечты,
Гармонии и красоты,
В эпоху радости беспечной,
Когда казалась бесконечной
Вся наша жизнь, и путь по ней
Был и верней, и веселей,
И выполнялись директивы
Хрущёвской инициативы,
И мы растили кукурузу
На зависть шведу и французу?*
* Давно забытая идея советского партийного босса.
XI
Я юный был натуралист
Худющий, как голодный глист,
И, втягивая свой живот,
Взирал на собственный хребет.
Люил я с братом или сам
Бродить по рощам и лесам,
И там за распеваньием арий*,
Осенний собирать гербарий,
(И ныне книжные листы
Хранят те листья и цветы).
Сломив сухой рогатый сук,
Ужей мы брали и гадюк**,
И, восхищаясь светлячком,
Ловили бабочек сачком.
*Арии из папиного оперного репертуара.
** Поймав гадюку, её следовало лишить жалящих зубов;
для этого, прижав её голову к земле рогатиной, нужно
было вставить поперёд её рта свежий зелёный прут и
повернуть его, когда она вопьётся в него зубами.
XII
Вдруг появился как-то раз
Большой аквариум у нас,
Там былы гуппи, мечехвосты,
Скалярии, вуалехвосты –
Тьма всяких рыбок непростых,
Серебряных и золотых;
От воскресенья до субботы
У нас прибавились заботы,
И стало их у нас по зоб:
Ловить ходили мы амёб,
Или ещё того похуже
Искали инфузорий в луже;
Я так и вижу в день тот давний
Себя в пруду за ловлей дафней.*
* Амёбы, инфузории, дафнии –
живой корм для рыб.
XIII
Аза не смысля в гастрономии,
Погряз тогда я в астрономии,
О ней читал в библиотеке,
И стёкла спрашивал в аптеке, –
Я телескоп мечтал собрать,
Желая всё о звёздах знать,
Об астероидах, кометах,
Луне, и Солнце, и планетах, –
Объять хотел я необъятное* –
Занятие весьма понятное!
Глазея на простой цветок,
Казалось, мир в нём видеть мог,
И твёрдо знал я не из книг,
Что бесконечен каждый миг!**
* Цитата из одного любимого мной тогда автора.
** Подтверждение этой мысли я вычитал затем
у любимого мною теперь автора.
XIV
Когда ты бродишь по плато
Среди предгорий Ала-Тоо*
На склонах видишь ты джейрана**,
Или заблудшего барана;
А солнце жарит так нещадно,
Ты ищешь тень, и хочешь жадно
Припасть губами к тростнику
Или за хвост поймать строку...
И я дроздов там слышал трели,
Мне беркуты* в глаза смотрели,
Я спал, иль бредил наяву,
Не зная слова «дежавю»,
Но на большом изрытом камне
В тот миг привиделась строка мне...
* Кюнгёй-Ала-Тоо —
горный хребет в горах Тянь-Шаня.
* Джейран – горный козёл или газель
с красивыми изогнутыми рогами.
* Беркут (Aquila chrysaлtos) — хищная птица
типа ястреба, киргизы используют её для охоты
на зайца, лису, волка и джейрана.
18–21 июня 2009, Кала ен Портер (Менорка, Болеары, Испания)
Д. Смирнов-Садовский, 2009
Сертификат Поэзия.ру: серия 1085 № 71357 от 26.07.2009
0 | 0 | 1975 | 18.12.2024. 17:09:49
Произведение оценили (+): []
Произведение оценили (-): []
Комментариев пока нет. Приглашаем Вас прокомментировать публикацию.