
На горных пастбищах в апреле пахнет смертью,
трава врастает вглубь земли зеленой шерстью,
и камня скорбного гранит хранит недаром
морщинок проседь, и стоит гора хачкаром.
Здесь облака глаза озер накрыли тюлем,
издалека сюда весной опять лечу я,
залив чистилище души армянским адом,
холодным потом ледника под Араратом
Здесь на народ себя дроблю - один к мильону,
чтоб бесконечностью скорбей склониться к лону,
к иссохшей каменной груди твоих нагорий,
и вновь и вновь произнести: "Аствац*, доколе?"
*Аства'ц (арм.) - Господь
Вы знаете, Виталий, почему я никогда не писал стихов об Армении, хотя в юности буквально исходил её не раз? Боюсь дежурных образов - хачкаров, Арагаца, Арарата, Маштоца и многого подобного, что составляет минимально необходимый список достопримечательностей и имён. У Армении есть та потаённая глубина, обнаружить которую я напрасно тщусь уже давно. Она мне кажется удивительной как раз тем, что каждый её видит по-своему и повторений здесь быть не должно. Она по-античному космична, по-платоновски статична и каждый приходит к ней своим путём.
Успехов!
И.К.