Невский проспект

1.

Всемогущий Невский проспект!

грязный сапог отставного солдата,
миниатюрный, как дым, башмачок молоденькой дамы,
и гремящая сабля надежд прапорщика,
все вымещает на нем могущество силы
или могущество слабости

С утра Петербург наполнен старухами, совершающими свои наезды на церкви
Ганимед, летавший вчера, как муха с шоколадом, вылезает без галстука и швыряет им черствые пироги и объедки
По улицам плетется нужный народ
Иногда сонный чиновник проплетется с портфелем под мышкою

В двенадцать часов на Невский проспект делают набеги гувернеры всех наций
бледные миссы и розовые славянки,
идут величаво позади девчонок,
приказывая –
выше плечо и держаться прямее

Они наконец вытесняются нежными родителями,
идущими под руку с своими пестрыми, разноцветными, слабонервными подругами.

Боже, какие есть прекрасные должности и службы! как они возвышают и услаждают душу! – А
есть множество таких людей:
встретившись с вами, непременно посмотрят на сапоги ваши,
и,
если пройдете, оборотятся назад,
чтобы посмотреть на ваши фалды.

Но как только сумерки упадут на домы
и будочник, накрывшись рогожею,
вскарабкается на лестницу зажигать фонарь:

"Стой! Видел? чудная, совершенно Перуджинова Бианка. О, как можно!.."

Он летел так скоро,
что сталкивал с тротуара
солидных господ
с седыми бакенбардами.
Тротуар несся под ним,
кареты казались недвижимы,
мост растягивался и ломался на своей арке,
дом стоял крышею вниз,
будка валилась навстречу,
и алебарда часового
вместе с золотыми словами вывески
блестела на самой реснице его глаз

Уста были замкнуты целым роем прелестнейших грез.

- Идите осторожнее
- Идите осторожнее
- Идите осторожнее

В темной вышине четвертого этажа
три женские фигуры представились его глазам.
Одна раскладывала карты;
другая сидела за фортепианом
и играла двумя пальцами какое-то жалкое подобие старинного полонеза;
третья сидела перед зеркалом, расчесывая гребнем свои длинные волосы

Боже, куда зашел он!
Двусмысленное существо
ужасною волею адского духа
разрушить гармонию жизни
брошено с хохотом в его пучину!

2.

Он рисует перспективу, в которой
является всякий художественный вздор:
гипсовые руки и ноги, изломанные живописные станки,
опрокинутая палитра,
приятель, играющий на гитаре,
стены с растворенным окном,
бледная Нева и бедные рыбаки

(на неоконченном пейзаже увидите вы иногда нарисованную вниз головою нимфу)

Художник в земле снегов,
художник в стране финнов,
где все
мокро,
гладко,
ровно,
бледно,
серо,
туманно.

Уже и полночь давно минула,
колокол башни бил половину первого,
а он неподвижный,
без сна, без деятельного бдения.

«Та барыня, у которой
вы изволили за несколько часов пред сим быть,
приказала просить вас к себе и прислала за вами карету!»

камни мостовой загремели под колесами и копытами

его разом поразили:
ряд экипажей,
говор кучеров,
ярко освещенные окна
звуки музыки
лакей в богатой ливрее
сверкающие дамские плечи и черные фраки,
люстры,
лампы,
воздушные летящие газы,
эфирные ленты и толстый контрабас,
выглядывавший из-за перил великолепных хоров

«Это она!»

Невыразимое, самое тонкое сочетание вкуса разлилось во всем ее уборе, и при всем том она, казалось, вовсе не заботилась и оно вылилось невольно, само собою

«Вам было скучно? Я также скучала.
Я замечаю, что вы меня ненавидите...»

О, небо! рай! дай силы, создатель, перенести это!
жизнь не вместит, он разрушит и унесет душу!

«Вас ненавидеть! мне?..
О, буду! буду! буду!..»

к величайшей досаде,
какая-то огромная голова с темными курчавыми волосами
заслоняла ее беспрестанно

не смел податься вперед,
не смел попятиться назад,
опасаясь толкнуть каким-нибудь образом какого-нибудь тайного советника

он позабыл даже переодеться в пристойное платье!

«Неужели вы думаете, что я могу принадлежать к тому презренному классу творений?»

пожилой человек с почтенною наружностью схватил за пуговицу фрака и представлял на его суждение одно весьма справедливое замечание

«О, где же она! дайте ее мне! о, я не могу жить, не взглянувши на нее!..»

Досадный свет неприятным тусклым сиянием глядел в его окна.
И зачем было просыпаться?

Художник в земле снегов,
художник в стране финнов,
где все
мокро,
гладко,
ровно,
бледно,
серо,
туманно.

Ежедневное и действительное странно поражало его слух.

то поручик являлся с трубкою,
то академический сторож,
то действительный статский советник,
то голова чухонки и тому подобная чепуха

Все отринувши, все позабывши, сидел он с сокрушенным, с безнадежным видом, полный только одного сновидения.

О, как хорошо сидит она у окна деревенского светлого домика!
наряд ее дышит такою простотою, в какую только облекается мысль.
Прическа на голове ее
все в ней скромно, все в ней - тайное, неизъяснимое чувство

«Не презирайте меня: я вовсе не та
Взгляните на меня, взгляните пристальнее и скажите: разве я способна к тому, что вы думаете?»

грязный водовоз лил воду,
мерзнувшую на воздухе,
и козлиный голос разносчика дребезжал:
"Старого платья продать"

«Лучше бы ты вовсе не существовала!
а была бы создание вдохновенного художника!
Я бы не отходил от холста, я бы вечно глядел на тебя и целовал бы тебя.
Я бы жил и дышал тобою, и я бы был счастлив.
Никаких бы желаний не простирал далее.
Я бы призывал тебя пред сном и бдением,
и тебя бы ждал я,
когда случилось изобразить божественное и святое.
Но теперь...Что пользы в том, что она живет?
Боже, что за жизнь наша! вечный раздор мечты с существенностью!»

«На что тебе опиум?»

3.

так ужасно
так страдательно
так сладко
жил

почувствовал краску,
вспыхнувшую на лице

дохнул свежим воздухом
сердце билось

«Я возвращу миру прекраснейшее его украшение»,
оригинал мечтательных картин.

каким-то глупым инстинктом
заперся в свою комнату,
никого не впускал,
ничего не требовал

4.

«Я не хочу, мне не нужен нос!
У меня на один нос выходит три фунта табаку в месяц.
И я плачу в русский скверный магазин,
за каждый фунт по сорок копеек;
это будет рубль двадцать копеек;
двенадцать раз рубль двадцать копеек
это будет четырнадцать рублей сорок копеек.

Слышишь, друг мой Гофман?

Да по праздникам я нюхаю рапе,
в год я нюхаю два фунта рапе,
по два рубля фунт.
Шесть да четырнадцать –
двадцать рублей
сорок копеек

Это разбой!

Я швабский немец;
у меня есть король в Германии.
Я не хочу носа! режь мне нос!»

И если бы не внезапное появление поручика Пирогова…

Чувство самодовольствия распустилось по душе Шиллера,
голова его была наполнена пивом:

«О, я не хочу иметь роги!
бери его, мой друг Гофман, за воротник,
я не хочу,
я живу в Петербурге, у меня в Швабии мать моя,
и дядя мой в Нюренберге;
я немец!
прочь с него всё, мой друг Гофман!»

Бросились, к дверям, начали звать его,
Наконец, выломали дверь и нашли

Окровавленная бритва валялась на полу.

4.

Далее, ради Бога, далее от фонаря,
немцев-ремесленников и чухонских нимф!

Я не люблю трупов и покойников:
восклицания, задушаемые смехом –
«Ах, не стыдно ли вам так смешить!» -
бывают им часто лучшею наградою.
В театре они бессменно.

«Вас волен зи дох?»
«Мейн фрау!»

Как странно играет нами
куча железных винтов!

На Охту!

Дивно устроен свет наш,
я всегда закутываюсь покрепче плащом своим, когда иду по нем.

Но более всего
Но более всего
Но –
более всего –

когда наляжет и отделит!
превратится в гром и блеск!

мириады

валятся с мостов!
кричат и прыгают на лошадях!
и сам демон!
сам демон!
сам демон!
сам демон!

зажигает

Дмитрий Гальцин, 2009

Сертификат Поэзия.ру: серия 1215 № 68975 от 31.03.2009

0 | 1 | 2030 | 24.11.2024. 12:19:02

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []