Из гастролей К. Бальмонта: «среднеуральские эпизоды»

Практика гастролей, поездок модных писателей и поэтов по регионам с выступлениями, получившая распространение в Серебряном веке, дала возможность выстроить и сюжет данной статьи. В 1915 г. широко известный в России и за рубежом поэт-символист Константин Бальмонт запланировал проехать через всю страну – от Москвы из Иркутска – с лекциями «Поэзия как волшебство» и «Океания». Поэта особенно интересовали Урал и Сибирь как регионы в некоторой степени экзотические: с неопределенным, но, возможно, большим культурным потенциалом.
Первый «среднеуральский эпизод» в гастролях 1915 г. начался со знакомства Бальмонта с вокзалом Екатеринбурга, собственно этим и закончившись. Дело в том, что, собираясь выступить в середине ноября в городе, поэт не позаботился получить надлежащего разрешения у властей, и ему пришлось проехать с Южного Урала сразу в Пермь. Во время остановки поезда № 3 корреспонденту екатеринбургской газеты «Зауральский край» удалось взять у Бальмонта интервью. Поэт охотно поделился своими впечатлениями о «чуткой и отзывчивой» молодежи, посещающей его концерты, и озвучил дальнейшие планы: «Из Перми я проеду в Иркутск, буду читать лекции в попутных городах, а на обратном пути, в начале декабря, непременно остановлюсь в Екатеринбурге».
Здесь же, на вокзале, случилась неожиданная встреча поэта с другой известной фигурой того времени – Н.А. Морозовым. Для современного читателя, который, возможно, и не знает эту «известную фигуру», дадим биографическую справку: Н.А. Морозов (1854-1946) – революционер, ученый, писатель и поэт. В 1881 году царское правительство приговорило его к пожизненному тюремному заключению. В Шлиссельбургской крепости он провел более 25 лет и написал 26 трудов по ряду точных и гуманитарных дисциплин. После амнистии 1905 г. Морозов занялся поэзией и выпустил сборник «Звездные песни» (1910), революционное содержание которого стало поводом для нового тюремного заключения, закончившегося лишь в 1913 г. Итак, Н.А. Морозов также совершал гастроли по Уралу, выступал в Екатеринбурге с «научными поэмами» «В поисках философского камня» и «Современное воздухоплавание на фоне общественной жизни народов», иллюстрированными световыми картинами и личными впечатлениями от полетов. Корреспонденту, присутствовавшему при встрече, удалось зафиксировать диалог знаменитостей, произошедший около поезда: «– Тот самый Морозов! – воскликнул Бальмонт, пожимая руку Н.А.
– Тот самый.
– Я вижу, что долговременное заключение прекрасно влияет на сохранение бодрости и энергии.
– Но вряд-ли, шутливо отвечает Н.А., вы захотели бы таким способом сохранить свою бодрость». В Пермь поэт и известный арестант поехали в одном вагоне.
Второй «среднеуральский эпизод» в гастролях Бальмонта случился значительно раньше, чем рассчитывал поэт, в том же ноябре 1915 г. Проехав из Перми в Омск, он получил-таки разрешение на лекции в Екатеринбурге, где и выступил в Зале Коммерческого собрания с уже обозначенными темами: 24 ноября была прочитана «Океания», 26 – «Поэзия как волшебство».
Оба выступления получили отклики в местных газетах «Зауральский край» и «Уральская жизнь». Реакция екатеринбургских критиков, побывавших на лекциях поэта, была, в принципе, схожей – выделяется ряд моментов, повторяющихся в статьях и заметках. Первое, что показалось необычным и вызвало чрезвычайное интерес публики, это сама манера Бальмонта строить и подавать лекционный материал. Так, лекция об Океании была воспринята слушателями как «ряд живых картинок», «полу-поэма, полу-этнографический очерк, в котором причудливо сочетались стихи, ритмическая проза и беглые наблюдения туриста». «Образы, образы и образы сплетаются в запутанный клубок, – писал критик Н. Смуров. – В этой лекции нет положений, которыя бы лектор доказывал, или развивал, в ней есть только образная передача чувств испытанных путешественником поэтом, чувств изменчивых и разнообразных до безпредельности. Когда язык прозы становится слабым для передачи этих чувств, лектор начинает декламировать свои стихотворения и их музыкой, их созвучным ритмом стремиться разбудить у слушателя чувства однородныя своим переживаниям. Это обстоятельство ставит лекцию К.Д. Бальмонта совершенно особняком, превращая в своеобразную попытку поэта оторвать своих слушателей от прозы повседневной, мучительной и больной жизни и перенести в чудесную страну “Счастливых островов”, где все улыбка, и природа, и мощныя моря, и люди солнечные, безпечные как дети».
С единообразным и, пожалуй, куда большим восторгом критики отозвались о второй части «Океании» и лекции, посвященной «волшебству поэзии», которые содержали не столько образный, сколько конкретный и фактографический материал: «Вторая лекция К.Д. Бальмонта отличалась от первой большим богатством конкретного содержания. Во второй лекции меньше образов, она несколько суше, но зато в ней есть идея, которую поэт стремился обосновать и доказать». Немалый интерес екатеринбургской публики вызвала звукосеманическая теория Бальмонта: его восприятие гласных и согласных и интерпретации букв, когда «А», например, представал как «самый красивый звук, ясный и утверждающий», «О» как «звук восторга», «Ю» как «улыбка, смех» и т.д. Присутствующие в зале навряд ли бы столь образованы, чтобы знать о подобных же опытах французского символиста Артюра Рембо.
Лекция о «волшебстве поэзии» завершилась ответом на вопрос из зала: «Можно ли говорить сейчас о волшебстве звуков и чудесной силе слова, когда там на полях сражений льется кровь?» Бальмонт ответил следующими аллегориями: «Я стоял на берегу океана, который при криках бури шел на меня тысячью валов. Океан был грозен и страшен. Но вдали от меня было селение и оттуда доносился мирный звон колокола, призывавшего в бурю к тишине и спокойствию.
Мне казалось, что и звон тоже нужен.
Я видел солдат из окопов, суровых, французских солдат и они говорили мне, что когда весной пролетали над ними жаворонки, певшие свои тихие песни, легче было людям в окопах.
Мне кажется, что жаворонок тоже нужен».
Наконец, последнее, что единодушно отметили екатеринбургские критики – это теплый прием публики. Каждую лекцию Бальмонт завершал стихами, после чего звучали продолжительные аплодисменты.
Сам Бальмонт поездкой в Екатеринбург остался недоволен. Из-за нее пришлось отказаться от посещения Томска, Красноярска и Иркутска, городов, которые представляли для него очевидный интерес. Екатеринбург же, как признался поэт корреспонденту «Уральской жизни», посетившему его в Американской гостинице, произвел самое неблагоприятное впечатление – города «сонного» и «отставшего в умственном отношении на целую четверть века по сравнению с жизнью столицы». Местная публика показалась некультурной: многие посчитали его футуристом, а другие не поняли его лекций или вообще не знали его имени. Более всего поэта обидели пустовавшие в Зале Коммерческого собрания первые ряды кресел. Высокая стоимость билета, 3 руб., по мнению Бальмонта, не могла быть оправданием, поскольку, например, в Шуе и Иваново-Вознесенске билеты на первые ряды стоили по 25 руб. и все были раскуплены представителями «торгового и промышленного класса».
Впрочем, в том же интервью Бальмонт признался, что Сибирью остался недоволен еще более. Тюмень показалась населена «какими-то троглодитами». Поэт рассказал историю про одного тюменского фельетониста, который решил написать статью и спрашивал, кто есть Бальмонт – футурист, символист или декадент? Оказалось, что фельетонист даже не читал его стихов.
Корреспонденту «Уральской жизни» удалось узнать также дальнейшие планы поэта: после Екатеринбурга тот собирался посетить Вологду, затем отправиться в Петербург, святки провести в Москве. «С первым дыханием весны» Бальмонт планировал открыть новое турне по провинции (выступать с лекциями о Руставели) и вновь посетить города Урала, в том числе и Екатеринбург. Забегая вперед, скажем, что весной 1916 г. поэт, действительно, побывавший на Урале, в Екатеринбург так и не заехал.
Несмотря на тяжелые впечатления 1915 г., в последующем, вспоминая о гастролях, Бальмонт любил рассказывать следующую историю: в городах Урале афиши с извещениями о лекциях клеились на мучной клейстер и козы, гулявшие по улицам, моментально их поедали. Поэт комментировал: «Меня знает вся Россия, а на Урале даже козы – отъявленные бальмонистки».




Подлубнова Юлия, 2008

Сертификат Поэзия.ру: серия 1223 № 65851 от 15.11.2008

0 | 1 | 2201 | 26.04.2024. 18:37:50

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []


возможно, и не знает эту «известную фигуру»

Это вы сморозили :-) Благодаря ак.Фоменко, эту "фигуру" знают многие. Я бы даже сказал, что не меньше, чем самого Б.
Кста, именно сейчас (воскр. 0-34 msk) Фоменко по ТВЦ с Дибровым. Погляжу..

Читать было интересно, жаль вы не даёте ссылок на источники.

Относительно коз. В Грузии голодные свиньи объедали сгнившие дверцы автомобилей.