^ __
(__) [ __ ]
o( '! ' )o o( *! * )o
""" """
!! !!
oOo oOo
wWw wWw
@YY--YY@ @YY--YY@
wWw wWw
vVv vVv
!! !! !! !!
! ! ! !
@ @ @ @
АТТЕСТАЦИЯ
Протеже мой, Серж Торжевский, —
Глюк,
Спиноза,
Лобачевский,
элегантный элефант —
прячьте мебель и инфант!
(«Не кормить из рук!» «Не кант.!»)
см. анимашку
ЗОЛОТЫЕ РУКИ
С. Торжевскому
Я ощипывал ангела.
Сколько веселья!
Пух и перья —
в подушку.
Какой он
смешной!
Обмакнул его в клей.
Облепил
чешуёй.
И пустил по реке,
где сирены
гудели
теплоходов.
Русалки безумные
пели.
Над фабричной трубою
не тучи
темнели —
чёрный дым колыхался
воздушной
змеёй.
Ангел плыл по реке.
К Вифлеемской звезде.
Это факт!
Но сомненья меня одолели:
очертания
призрачны
в мутной воде.
Всё так зыбко
и странно:
проходят недели —
а вокруг
пух и перья
буквально везде!
Надо было мне
ангелов
вешать на ели,
чуть пониже звезды.
И шары кое-где.
ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ОПУС
«Художник нам изобразил
глубокий обморок сирени...»
Шёл Халфин.
Встал.
Полил
растенье.
И куст сиреневый —
ожил!
Эстетов видя посрамленье,
как представитель населенья
хочу сказать —
моё почтенье
Ю. Халфину, и —
с Днём рожденья!
Р.S.
Не спи, не спи —
изобрази
не астению у растений,
но Юлия июльский вид:
здоровое телосложенье
природу много оживит...
Пусть посетит нас вдохновенье!
НАЯДА
Жил Юлий — как цезарь — ни в чём не нуждался:
завёл огород и грибом заедался...
Но в сны его лик вечноюный прокрался,
и ласково звал... Юлий томно метался —
с кровати свалился — и долго чесался:
— Любовь — не картошка, а скляночка яда:
зовёт меня, стало быть, в гости Наяда!
Из Кинешмы за день к Наяде добрался —
в тот домик, который к мостку прислонялся
(а мостик на ивы давно завалился —
плакучестью их от сует оградился).
Наяда была ему, вроде бы, рада;
дала ему сена, а ласку — во взглядах:
мол, в сене проспавшись, ты станешь — что надо
наядам, дианам, русалкам, дриадам...
Что надо — то надо: он сам догадался —
в источниках чистых Сократом плескался;
хреновой ботвой, как Овидий, питался;
аскетом с приветом по весям скитался —
стихи ей слагая, в любви задыхался...
Обламывал ветви черемухи буйной,
мешавшей ему распрямившись статуйно,
представ пред Наядой, расправивши плечи,
плести хитроумные длинные речи.
Он дул в самовар... Он в букетах являлся.
Наяда плескалась. А он — обливался
слезами восторга, любви и печали:
поскольку лишь чаем его привечали
из трав — тех же самых, которые сеном
кололи его, истощённого пленом
слепой, безответной, волнительной страсти.
Кто верит всем снам — того встретят напасти!
И он в монастырь тихой ночью убрался:
там каялся долго — что снами прельщался.
КАК МОТЫЛЁК
Тане Баум —
наобум —
пожеланья в день рожденья:
к дальним ближним —
снисхожденье.
«Ба…» —
отбрось,
держись за «…ум».
Нет шлагбаума для танка —
Будь Татьяной,
обезьянка, —
поубавь немножко шум!
КАК МОТЫЛЁК
Как мотылёк,
летящий средь цветов,
Лишь сядет —
от цветка неотличаем.
Так и Татьяна — Ангел. Нет тут слов.
Но только лишь пока сидит за чаем.
…Допит последний крошечный глоток.
Она личину кротости снимает.
Где Ангел? Чудо в перьях пыль вздымает!
Мужчину
гнёт легко в бараний рог
И женщин
хором блеять поднимает.
Как юноша, пред ней стоит, притих,
Седой Ю. Халфин. Ей стихи вручает.
Она строга — и он строгает стих,
Но даже комплимент не получает.
Он не сумел скупые слёзы скрыть.
Пострел… Хотел он всех опередить.
Судьба талант умеет приструнить.
И глазками прекрасными —
стреляет!
ЛИСТ СМОРОДИНЫ
Далеко — за рекой, за горами,
куст смородины пышно растёт.
Одиноко к нему вечерами
тонкокудрая дева бредёт.
Дождь ли, зной, обжигающе жаркий,
лёгкой тенью, вселяющей страх,
каждый вечер скользит —
для заварки
лист смородины жадно сорвав.
И, зажав в кулаке, одичало,
в дом пугливо добычу несёт.
Нетерпенье черты искажало —
ждать, пока каждый в доме уснёт!
Где там пипочка у самовара?
Жаром пышет и ровно поёт
её идол. Весь в облаке пара,
стол плывёт, как ковёр-самолёт.
И одна — вожделенно и сладко —
распивает чарующий чай...
— Не ходи к этой тёте, дитя
́тко!
Чай не даст. Отберёт шоколадку.
Лучше тихо со мной поскучай.
СКИТАЛИЦА
В Осиновку едет московская шайка!
Из дома сбежала Татьяна — хозяйка.
По тёмному лесу металась она.
Роптала:
— Я думала здесь тишина...
А тут — как же страшно!
То филин вопит,
как будто племянник мой,
жуткий Филипп.
То ветка на голову
вдруг упадёт,
так, словно её
гнусный Даня
швырнёт.
То ель заскрежещет
свои вокализы —
и вспомнишь ужасную
девочку Лизу,
капризы сестрицы её
Александры,
главарки, наезды свершающей, банды.
Как скорбно, что банду на дом навела
Марина, моя же родная сестра!
ПОХОД
Как ныне сбирается Даня в поход!
Рюкзак преогромный с собою берёт.
А в том рюкзаке — ну чего только нет —
и книга «Граф Монтя», и триста котлет,
пуховых подушек штук пять с собой взял,
и спальник поверх рюкзака подвязал.
А что по кармашкам в рюкзак положил —
не смог перечислить я, нет моих сил.
И он по лугам и болотам идёт,
на горы взбирается, песню поёт.
В той песне такие крутые слова —
услышишь, и кругом идёт голова.
Дрожало лихое лесное зверьё,
бежало, бросая и корм и жильё,
и птицы, крича, уносилися вдаль,
и даже комар от испуга визжал.
А Даня им палкою грозно грозил.
Шагал по оврагам, исполненный сил.
Но кончилась песня, и вечер настал.
И Даня устроил свой первый привал.
Развёл в полминуты огромный костёр.
Подвесил к рогатке гигантский котёл.
В нём манную кашу полночи варил.
К утру её съел и, икнув, опочил.
И видит такой удивительный сон.
Что вовсе не Даня он, а добрый слон.
Трубит и катает огромных детей,
различных народов, и рас, и мастей.
А дети всё больше и больше растут...
Тут Даня проснулся. Большой был испуг!
Вернулся. И папа с улыбкой сказал:
«Ты вырос в глазах моих!» «Я так и знал...» —
шепнул тихо Даня и весь побледнел —
лишь только в зрачках тихий ужас чернел.
Но мама спросила: «Что, маленький мой?»
И Даня, аж взвизгнул: «Да я же — БольшоЙ!»
Измерили Даню — вдоль и поперёк.
Нет — мальчик как мальчик, сынок как сынок.
О СЕБЕ (С ЛЮБОВЬЮ)
Поэтом можешь ты не быть…
Подпишешь:
"Гоммерштадт Владимир" —
Литературный факт не скрыть!
(Двойной топоним в люди вывел).
Тема: Re: Азбука прикола Владимир Гоммерштадт
Автор Воловик Александр
Дата: 19-03-2011 | 20:47:56
Володя, на какой саммит?