девочка брала свое маленькое зеркальце и спрашивала его с детской и вселенской надеждой: «свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи…» но зеркальце не отвечало. девушкой, бегущей на первое свидание, бросив беглый взгляд на отражение в зеркальце, она спрашивала с мимолетной надеждой: «свет мой зеркальце, скажи…». но зеркальце не отвечало. женой оставшейся без мужа, вернувшись с работы, сев в прихожей на стульчик, она устало вытаскивала зеркальце и спрашивала с надеждой, скорее похожей на безнадежную иронию: «свет мой, зеркальце…» но зеркальце не отвечало. старушкой, сидящей на лавочке у подъезда, она, когда никто не видел, доставала из кармана зеркальце и шептала, как будто в бреду: «свет мой…»
доктор скорой помощи, приехавший по вызову, поднялся в квартиру умершей старушки, прошел мимо молчащих соседей и присел на стул, возле одинокого маленького сморщенного тельца, то ли новопредставленной старушки, то ли мертворожденной девочки и скорее машинально взял лежащее рядом с подушкой зеркальце и поднес к губам покойницы проверить дыхание…
и доктор и стоящие за спиной соседи вдруг услышали чей-то взволнованный, наполненный раскаянием и отчаянием голос. они не хотели верить в это, но не верить было нельзя, это говорило зеркальце. оно говорило и говорило, спеша, путая слова, с какой-то немыслимой надеждой, оно рассказывало недвижным холодным губам что-то о плачущей девочке, о любящей девушке, об одинокой женщине и нелепой старушке…
и никто не знал, глядя на глубокие впадины глазниц и мудрые иероглифы морщин, слышала ли лежащая на кровати ответ зеркальца…