Леону Карамяну. 1. 2. 3.

1.
Друзей старинных страшно хоронить
Вальяжных, молодых и полупьяных...
Оборвана узорчатая нить
Ковра судьбы Леона Карамяна.

Откуролесил баловень небес.
Ревнивы, как халифы, наши боги
К тем, кто хотя б на полчаса залез
В их пыльные гаремы и чертоги.

Ты – Дягилев несносной кутерьмы
Людей и женщин, что тебя пленили.
Те – за кордоном, здесь остались – мы.
Как чемпион, ты первым лег в могиле.

А помнишь, как дурачились взахлеб,
Вскрывали вены, гужевались, пили.
Ребяческий полузабытый треп.
Скандальные побасенки и были.

Где юность комаровская твоя?
Где девочки щебечущие наши?
Зачем ушел ты в горние края
И вспомнил что, отпив из смертной чаши?

С тобой уже беседует Харон,
Забыв про немоту и озверелость...
И я пойму в тумане похорон,
Что молодость ушла, приходит зрелость.

Насельник многочисленных стихов,
Приятель сумасшедшей моей музы,
Во отпущение твоих грехов
Помолятся в церквах всего Союза.

Каких грехов! Ступайте, бесы, вон.
Слетайтесь, ангельские легионы.
Звездой взошла душа на небосклон
Раба Христова, отрока Леона.

Ты был, как черный лебедь, одинок
В кудахчущей куриной белой стае...
Ты ведал все: и свой короткий срок,
И жег свечу, и ярый воск истаял.


7 сентября 1980 года
2.

Я вернулся из колхоза
Злой, печальный и больной,
Отупевший от наркоза,
От утраты роковой.

Друга мы похоронили
В легком цинковом гробу,
Вместе с ним в песок зарыли
Нашу прежнюю судьбу.

На поминках ели, пили,
Кто-то плакал, кто-то лез...
Отвратительные были
Нам подсунул мелкий бес.

Грудь – продавленная клетка.
Сердца тихие шажки...
Прозвенел звонок. Соседка
Принесла свои стишки.

Я сказал: мне дурно, горько,
Дел к тому ж невпроворот.
А она в ответ мне: – Борька
Мой нажрался, идиот.

Русская – оно – неплохо.
Понимаю, грешен аз.
Прогрессивная эпоха,
Символ оной – смертный газ.

Сразу призвуки металла
Утерял мой робкий глас...
Мне стихи она читала
Про рабочий класс, про нас,

Про такую гнусь и гадость
(И за родину в бою),
Что я сразу понял радость
От того, что ты в раю.

Белоснежные воскрылья.
Бесконечности веков.
Воплощенные усилья
Вековечных дураков.

В завершенье пантомиме –
Прочитала – *у –
«Реквием по дяде Фиме»,
Коий вставил я в строку:

«Ефима Львовича не стало
Его обратно не вернешь
Хоть сердце биться перестало
Природу вспять не повернешь

Горит огнями крематорий
От ветра стонут провода
Ефимыч ты ушел из жизни
Но из сердца никогда»

Проводив соседку Софку
(В помраченье-наяву)
Думал крепкую текстовку
Как-нибудь переживу...

Завтра буду я в колхозе –
Смертный, старый, молодой –
И повешусь на березе
«Над серебряной водой».


11 сентября 1980 года
3.

Я спал. Проснулся, вздрогнув вдруг
Как при ударе грубом тока...
Два тесных года в гробе друг.
Беспечное дитя Востока.

Нет, не засох и не поблек
Под плугом Мнемозины вздорной
Твой судьбоносный стебелек
На тощей ниве стихотворной.

Русак в бешмете. Армянин,
Затянутый в колет жилета,
Как офицер и дворянин
Ты принял смерть в младые лета.

Неизъяснимый пируэт
Судьбы, отнявшей жизнь в рассрочку,
Тобой обласканный поэт
Прилежно втискивает в строчку.

Фотографический фантом
Двоится над столом на даче...
В мой деревенский утлый дом
Войди, порадуйся удаче.

Свеча погасла. Ночь тиха.
И внятен залетейский голос.
Тобой взращенного стиха
Проклюнулся зеленый колос.


3 сентября 1982 года

Василий Пригодич, 2002

Сертификат Поэзия.ру: серия 465 № 6544 от 16.02.2002

0 | 1 | 3064 | 18.12.2024. 17:27:33

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []