Мердок мертва. Прочитан Деррида.
Рингтон кишки расплющивает площадь.
Но некому принюхаться следам,
как трюфелей, ищя любви и мощи.

Я шёл пешком. Я шёл на Амстердам –
российский Зевс, я пёр вперёд рогами.
Сомнамбулы, своим прикованные снам,
как щупальцами двигали ногами.

Картонный град ячеист и слоист.
Под взгляд того, кто вмазан и накурен
ложится холст, слетает "чистый лист"
и заново живёт архитектуре.

Какой сортир музее, где Рембрандт!*
Цветочный торг и малые голландцы...
Сквозь кофешоп, похожий на сервант,
разглядываешь собственные пальцы.

Идёшь по улице, прописанной врачом,
исполненный заряда оптимизма.
Они не чистят ружья кирпичом! –
That isn't personal, just only buissness...

На деньги мэрии прикроют бардаки,
смахнув девиц насиженных матрасов.
Но скажут люди: Вот же – мудаки!
И здесь не обошлось без пидарасов!

У нас каналы прячут под землёй.
Голландцы же любуются плывущим
по ним говном, торгуют коноплёй,
и велики вручают власть имущим.

Мой друг, семью которого я вхож,
советовал приблизиться и сразу
из-под полы (респект за макинтош!)
спустить курок, как выпускают газы.

Мне не впервой надеяться на нож –
и аз воздам, и вени- види- вичи...
Всё потому, что – груб и толстокож,
а мир вокруг а) мрачен б) набычен.

Куда ни плюнь – враждебная среда,
следы уничтожают копрофаги.
Для них дерьмо – привычная еда.
Среди дерьма: гербы, знамёна, флаги.

Пишу говном по мраморной стене:
живи одна, умри в чужой стране.
Заборист план, но истина – в вине:
говну – говна, с говном и на говне.


----------
*Особого внимания требует даже музейный
туалет: там можно увидеть рисунки Рембрандта
на соответствующую тему: женщину, присевшую
в кустах, и мужчину, стоящего в позе,
характерной для этого заведения.